Лёгкий, ненавязчивый романчик 
96 
Понимание значительных социальных явлений обычно приобретает более или менее явные очертания в среде населения задолго до того, как оно найдёт организованное выражение и представительство. В настоящее время (1944 г.) ненависть к политике, в основе которой лежат конкретные факты, приобрела, несомненно, всеобщий характер. Если в такой ситуации группа социологов выдвигает теорию, опирающуюся на результаты наблюдений и формулировки, которые адекватно отражают объективные социальные процессы, то такая теория должна непременно соответствовать доминирующим настроениям народных масс. Представьте себе развитие двух независимых процессов, которые сходятся в одной точке, т. е. в той точке, в которой социальный процесс и воля масс соединяются с социологическим знанием. Это применимо к существенным социальным процессам во всех странах. Так, например, аналогичные процессы протекали в Америке (1776 г.) во время её освобождения от владычества Англии и в России во время освобождения общества от царского режима (1917 г.). Отсутствие конкретных социологических работ может вызвать катастрофический эффект. Возможности, заложенные в максимальном развитии социального процесса и воли масс, остаются неиспользованными в случае отсутствия простого научного принципа, способного объединить их. Так обстояло дело в Германии, когда в 1918 году был свергнут кайзер, но подлинная демократия не получила развития.
Слияние научного и социального процессов приводит к возникновению принципиально нового общественного строя только в том случае, если процесс научного познания развивается на основе старого мировоззрения столь же органично, как социальный процесс развивается на основе жизненных невзгод. Я говорю об органическом развитии потому, что невозможно «изобрести», «придумать» или «планировать» новый строй. Он должен развиваться органически, в тесной связи с практическими и теоретическими данными о жизни человека. Поэтому все попытки «привлечь массы на свою сторону политическими средствами», навязать им «революционные идеи» не достигают цели и приводят лишь к «бессмысленному сотрясанию воздусей».
Повсюду спонтанно распространилось понимание сущности фашизма, не поддающееся объяснению с чисто экономической точки зрения, и авторитарно-националистической структуры Советского Союза (1940 г.). Ни одна из политических партий не имела к этому никакого отношения. Знание о том, что фашизм имел так же мало общего с классовым подавлением «буржуазии», как «советская демократия» Сталина с социальной демократией Ленина, имело всеобщий и скрытый характер. Стала очевидной неприменимость старых концепций к новым процессам. Непросто было обмануть с помощью политических лозунгов тех, кто непосредственно был связан с существенной жизнью личности или, подобно врачам и педагогам, приобрёл точное знание жизни мужчин и женщин различных сословий и национальностей. В наиболее благоприятном положении оказались те, кто неизменно оставались аполитичными и жили только ради своей работы. «Аполитичные» группы европейцев, полностью погружённые в свою работу, были способны понимать существенные социальные открытия. В отличие от них лица, экономически и идеологически идентифицировавшие себя с какой-либо партией, характеризовались косностью и неспособностью понимать новые явления. Защита от попыток разъяснить принципиально новый характер «пролетарского», авторитарно-диктаторского режима проявлялась у таких лиц, как правило, в форме иррациональной ненависти. Если к тому же учесть чисто экономическую ориентацию всех партийных организаций и ориентацию диктаторской политики на иррациональные структуры в психологии масс, тогда нетрудно понять ту максимальную осмотрительность, которую вынужден проявлять учёный, работающий в области массовой психологии. Ему оставалось лишь добросовестно отмечать, подтверждает или опровергает общественное развитие его биопсихологические открытия. Общественное развитие подтверждало их!
Многие врачи, педагоги, писатели, общественные деятели, молодёжь, промышленные рабочие и другие приходили к убеждению, что политический иррационализм неизбежно загонит себя насмерть и потребности в естественной работе, любви и знании войдут в состав массового сознания и массового действия. И тогда не нужно будет вести пропагандистскую кампанию для распространения этой теории. В то время, однако, было невозможно определить размеры и продолжительность катастрофы, к которой приведёт политический иррационализм, прежде чем естественное мироощущение трудящихся масс не остановит его развитие.
96 
