Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
23 
– Хлеба и зрелищ, – проговорил Володя вслух.
– Что? – переспросил Гена. – Я замечаю, ты стал бормотать, как придурочный. Переутомился на любовном фронте?
– Где?
– Ну, со своей Штангой. Дать женщине такое прозвище!
– Осел! Штанга – это штанга, снаряд спортивный.
– Ой, мамочки, а я думал… Ты хочешь сказать, что у тебя дамы сердца нет?
– Отстань.
– Нет, погоди! Ко мне твоя Лена приходила разнюхивать. Говорит, ты ей сам сказал.
– Что сказал?
– Что завел любовницу.
– Так и сказала?
– Дословно.
– Подлая! Генка, все бабы – сволочи!
– Наконец, дошло! – возликовал Гена. – Я тебе сколько лет твердил? За каждым ангельским личиком прячется дьявольская харя! К сожалению, без них не обойтись. Но спокойно живет только та часть человечества, которая натянула на своих баб паранджу и не дает им выхода из декрета. Пока моя Мила занималась детьми, лучше ее не было. Стала карьеру делать – как подменили, сухарь в юбке. Вовка, давай в мусульманство перейдем?
Услужливая память вычеркнула из Генкиного сознания подлинную причину развода.
Ведь Мила как бы простила его тогда. Почти три года бывшей жены он не видел. Приходил к детям, когда ее не было дома, или звонил по телефону, ждал детей на улице. Поэтому «сухарь в юбке» – утешающая фантазия.
Генка постоянно кривляется, слова в простоте не скажет. А Лена утверждала, что это защитная реакция, что он замаскированно страдает.
– Ты страдаешь? – прямо спросил Володя.
– Отчего? – удивился Гена. – Слушай, мы можем договориться, чтобы обрезание нам не делали. Тебе хотелось бы стать обрезанным? Мне не улыбается, привык по-христиански.
– Болтун! – отмахнулся Володя.
Значит, Лена посмела приписать мужу собственные грехи? Подлость за подлостью! Надо же быть таким идиотом! Двадцать лет хранить верность! И кому? Да у них на завод из пяти институтов студентки на практику приходят.
А когда в НИИ работал? Там восемьдесят процентов – женщины. Осел рогатый! Неизвестный науке зверь – лысый осел рогатый!
Нет, напрасно он тогда ее не побил. Ничего, на Иванове отыграется, на ее Пупсике.
"Если Ленка проговорится о моих намеках, – думал Гена, – прощай наша дружба.
Сколько раз убеждался: как только бабы вмешиваются в мужские отношения – все, пиши пропало. Надо их в клетках держать. Нет, лучше в гареме".
– Володь, как насчет мечети? – спросил он.
– Мечи, – кивнул Володя, решив, что речь идет о покере.
В шахматы они тоже играли, но больше в карты на мытье посуды.
На следующий день Володя получил список, выполненный Зоей Михайловной с бюрократической аккуратностью. Лист разбит на графы. В первой стоял порядковый номер (всего семнадцать), во второй фамилия, имя, отчество, затем следовал год рождения, адрес и телефон, образование и место работы, в последней графе указывалось изобретение и отмечалось, выдано авторское свидетельство или нет.
Признано было только открытие некоего Иванова Сидора Ивановича из деревни Притулки Саратовской области. Он предложил смешивать свиные фекалии с двадцатью шестью другими ингредиентами, чтобы получить удобрение, заменяющее коровий навоз. Этого агронома Володя исключил, как иногороднего. По той же причине еще пятерых. Потом вычеркнул всех, кому перевалило за семьдесят, и гениального шестнадцатилетнего подростка с пятью изобретениями. Володе не пришло в голову, какая издевка таилась в том, что Зоя Михайловна включила в список стариков и детей. Он кипел ненавистью, и накачанные мышцы звали в бой.
В списке оставалось пять соискателей его ненависти. В тот роковой вечер Иванова выкрикивала имя мужа, но Володя запомнил только «Пупсик». Один из пятерых. Пупсик, скоро превратится в навоз без добавления посторонних ингредиентов.
Володя бросился в Кузьминки, по первому адресу в списке.
Дверь ему открыла старушка в платочке.
– Ивановы здесь живут? – спросил Володя.
– Здеся, – испуганно кивнула старушка.
– Где он?
– Дак кто?
– Иванов! – рявкнул Володя и напряг мышцы рук.
– Картошку копает. Тут недалеко, у окружной дороги участок захватили. Я им говорила – арестуют. У нас в колхозе за такое…
– Фотографию давайте!
– Сашкину?
– Нет, его жены. Быстро!
Володя рванулся в квартиру вслед за бабулей. Она дрожащими руками перелистывала семейный альбом.
– Вот она, Любонька, на коммунистическом субботнике.
23 
