Последние отзывы

  102  

"Говори, говори, — думал он, ведя машину сквозь моросящий дождь и до боли в глазах вглядываясь в таблички на проносящихся мимо километровых столбах. — Еще пять минут такого разговора, и я удавлю тебя сам, без посторонней помощи. Надо же, какой сверхчеловек с крепким желудком и стальными нервами... Небось как получил подзатыльник, так сразу и обгадился, а туда же... Правильно старик решил, нечего этой гниде на свете делать. Он же в мокрушники не идет только потому, что за шкуру свою дрожит, а на людей ему плевать: что есть они, что нету их вовсе.

Вот же сволочь какая!"

— Ты крутой парень, — повторил он вслух. — Просто ковбой. Почему бы тебе не сменить специальность?

Киллерам платят больше.

— Киллер — это, как ты верно заметил, специальность, — снова беря ненавистный Ладогину менторский тон провинциального философа, выступающего перед овечьими пастухами, ответил Костырев. — Это профессия, это квалификация, это, наконец, талант... А без всего этого меня сразу же сцапают и упекут пожизненно без права апелляции, а то и шлепнут втихаря, пока Совет Европы будет в носу ковырять.

— Ну, — сказал Ладогин, — талант у тебя, насколько я понимаю, есть.., ты у нас вообще парень разносторонний. А навыки — дело наживное. Не боги горшки обжигают. Подумай. Деньги-то большие...

Ему было абсолютно все равно, что говорить. Условленное место приближалось с каждым оборотом колеса, а выйти из машины Костырев не рискнул бы, даже будучи смертельно обиженным: ночь, дождь, до аэропорта десять километров, до города чуть больше, водитель нынче пошел грамотный, ночью на пустой дороге попутчиков не берет, особенно молодых мужиков, а вон и последняя электричка на Москву пошла, сверкнула и рассыпалась далеко по левую руку цепочкой желтых квадратных огоньков, и теперь деваться философу точно было некуда...

— Не пойму, — надувшись, сказал Костырев, — ты что, издеваешься?

— Ага, — ответил Ладогин, начиная понемногу сбрасывать скорость, чтобы не проскочить место, — издеваюсь. Не нравится мне, как ты о чужой смерти рассуждаешь.

— Тоже мне, моралист, — окончательно надулся Костырев.

— Да уж какой есть, — отрезал Игорь и затормозил, потому что с темной, мокро поблескивавшей в свете фар лохматой обочины шагнул навстречу машине сгорбленный человек в кожаной куртке с поднятым воротником, а поодаль блеснул отражателями грязный белый микроавтобус, криво и сиротливо стоявший у самого кювета.

— Ты что? — мгновенно забыв о своей обиде, всполошился Костырев. — Ты что, взять его собираешься?

А вдруг бандит?

— Да не пузырись ты, супермен, — презрительно сказал ему Игорь. — Не видишь разве, поломка у человека. Что ему, ночевать на дороге?

Он плавно остановил машину возле терпящего бедствие и, перегнувшись через Костырева, опустил стекло с его стороны.

— Мужики, е-н-ть, — горячо забубнил тот, просовывая в окошко голову, с которой обильно капало, — вот спасибо, что остановились! А у меня, вишь, движок заклинило к такой-то матери! Все, думаю, до утра, е-н-ть, загорать придется... Ох, молодцы, е-н-ть! Остались еще в Москве этой вашей русские люди.., мало, но остались, е-н-ть!

— Давай, — сказал Ладогин, — залезай, чего мокнешь-то? До метро подброшу, а дальше как знаешь, я не такси.

— Вот спасибо-то, — бормотал мужик, ворочаясь на заднем сиденье и бестолково хлопая дверцей, — вот выручили, ребята, молодцы вы мои...

Не прерывая бормотания, он вдруг сделал странный жест, словно одновременно забрасывал сразу две удочки, держа по одной в каждой руке, и тут же резко подался назад. Сидевший впереди него Костырев захрипел и забился, молотя ногами по полу и царапая горло скрюченными пальцами. Когда из-под перехватившей его шею проволочной удавки выступила кровь, Ладогин поспешно отвернулся и выбрался из машины, жадно глотая сырой ветер и борясь с подкатившей к горлу тошнотой. Он облокотился о верхний край дверцы, но машина позади него ходила ходуном, словно душили не Костырева, а ее самое, и дверца тоже беспорядочно дергалась вверх-вниз, и Ладогин отошел от машины на два шага. Тут его все-таки вывернуло наизнанку, и, когда он выпрямился, брезгливо отирая испачканный рот, все уже было кончено. С трудом переставляя непослушные ноги, он вернулся к машине и заглянул в салон.

Костырева он не разглядел: его загораживал новый пассажир, успевший уже, оказывается, перебраться за руль.

— Ничего, е-н-ть, — добродушно сказал убийца, — впервой многие травят. Я, например, тоже травил.

  102