Последние отзывы

  24  

В обратный путь Тошка отправился в ботфортах. Плыл и пел во все горло. Песню он сложил сам, в тот день, когда получил письмо от Штормштпля. Она была похожа на шарманочную, с Турецкого базара. Но пелось в ней совсем о другом. Это была песня о капитане Штормштиле, отважном морском волке, живущем по законам верности и дружбы.

• Скрипит дубовый кабестан,
• И режет воду киль.
• Спешит сквозь бури капитан,
• Спешит сквозь бури капитан,
• Отважный Штормштиль!
• Камзол из бархата на нем
• И шляпа набекрень.
• Взошла луна. За первым днем…
• Взошла луна. За первым днем
• Второй уходит день!
• Пусть буря злобно снасти рвет,
• До порта сотни миль;
• Он от штурвала не уйдет,
• Он от штурвала не уйдет,
• Отважный Штормштиль…

Тошка пел, врезая весла в гладкую неподвижную воду. Она сворачивалась зеркальными крутящимися воронками, в которых прыгали серебряные пузырьки воздуха.

Лодка шла вперед, уплывал за корму двойной ряд радужных кругов — солнце словно хотело подсчитать, сколько раз Тошка ткнул в воду голубыми веслами.

Все было отлично. Тошка даже обогнал идущие в сторону города фелюги. Парус «Черной пантеры» висел, как тряпка. Она едва-едва двигалась. В тихой воде четко отражался ее хищный силуэт. Тошка не удержался и показал фелюге кончик чалки. Это была традиционная морская издевка. Но смуглолицый матрос, сидевший на носу «Черной пантеры», равнодушно посмотрел на него и сплюнул.

Весла голубыми крыльями взлетали в воздух и как по команде ложились на воду. Уключины поскрипывали, а ботфорты уверенно упирались в перекладину стланей, и их смазанные жиром круглые носы горделиво поблескивали на солнце.

«Вечером обязательно пойду к Бобоське, — думал Тошка, налегая на весла. — Давно я не виделся с ним. Это не по-товарищески. Как там у него дела?..»

А дела у Бобоськи были очень плохи. Последнее время он только и делал, что носился по городу со свертками. Мастерская Серапиона работала вовсю. Технолог дни напролет бродил между чанами в сизом едком пару. В чанах что-то булькало и кипело. Вечером на щербатом прилавке появлялось полдюжины свертков, аккуратно перевязанных крепким шпагатом. Свертки выносил из чулана сам заведующий.

— Раздашь все по адресам, — говорил он Бобоське. — В разносной книге могут не расписываться. Это клиенты солидные, дай бог, не обманут, да.

Сушеный Логарифм растягивал в улыбке бесцветные губы, и только глухонемой мрачно смотрел на Серапиона и щурил недобро поблескивающие глаза.

Иногда к мастерской подъезжала арба.

— Ва! Наконец-то привезли химикаты! — радостно кричал Серапион на всю улицу, стараясь привлечь внимание прохожих. — Просто работать нечем. Закрывать надо артель с таким снабжением. С научной точки зрения невозможно работать.

Сушеный Логарифм кивал головой, как китайский болванчик, а глухонемой таскал в чулан грубые, колючие мешки.

— Ну, как работать? Ва, как работать? — жаловался Серапион прохожим, считая мешки глазами. — Это же мне на месяц не хватит. Ну и жизнь, что за жизнь!

Прохожие сочувственно вздыхали и хлопали Серапиона по костлявой спине.

В один из вечеров, когда Бобоська уже собирался уходить из мастерской, Сушеный Логарифм кинул на прилавок мужское кожаное пальто и стал заворачивать его в газеты.

— Отнести надо, — сказал он. — Скажешь клиенту: красить не беремся. Только в черный цвет, если хочет. А в коричневый не беремся.

— Пусть глухонемой отнесет, — огрызнулся Бобоська. — Я устал сегодня — весь день таскал уголь.

— Делай, что говорят! — крикнул из чулана Серапион. — Устал он. А я не устал твоей тетке по триста рублей в месяц отваливать? «Глухой-немой отнесет». Ва! А как он клиенту объяснять будет? Бровями, да?

— Распишись-ка в получении. — Сушеный Логарифм сунул Бобоське регистрационную книгу. — Гляди не потеряй — пальто клиентом в шесть тысяч оценено.

Бобоська взял сверток, разносную книгу и поплелся к автобусной остановке. Ехать пришлось далеко, заказчик жил на самой окраине города.

Сверив название улицы, Бобоська пошел мимо каких-то приземистых домиков, пустырей, заваленных мусором и изрытых ямами, мимо длинного дощатого забора, сквозь выломанные доски которого виднелись исковерканные кузовы грузовиков.

«Автомобильное кладбище, — подумал Бобоська. — Где же это будет дом двадцать восемь? — Он прибавил шагу. — Надо бы побыстрей, а то совсем стемнеет, и тогда уже ни черта здесь не сыщешь».

  24