Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
54 
– Мочь-то можем… – Соглашаются вены. Да, западло нам.
– Это почему же?
– А не ухаживаешь ты за нами. Другие торчки, вон, гапаринкой-бутадионкой мажут. Некоторые даже троксевазином! А третьи так и солкосерила не жалеют! А зашкур вдруг – так сразу на него спиртовой компресс. И мы целы – и следов не остается. А ты?
– Да нету у меня мазюк этих!
– А ты купи. Вот и будут. – Резонно возражают веняки. – Они ж недорого стоят. Ты больше на баяны да на струны лишние потратишь, чем на мази эти.
– И то верно… – Соглашается с венами Чевеид Снатайко. – Ладно, обещаю, куплю. Только дайте мне сейчас втрескаться!
– Ты постой. Нам посовещаться надо.
– А хули вам совещаться? – Недоумевает Чевеид Снатайко.
– А достоин ли ты последнего доверия.
– Почему это последнего?
– Так у тебя на самом деле один-единственный, последний-распоследний веняк-то и остался.
– Да неужто?!..
– Ага. И, представляешь, как нам всем его уговаривать придется, чтобы он под твою струну лег? А?!
– Представляю. – Понуро говорит Чевеид Снатайко, и понимает, что будь он сам, тем самым последним веняком, он никогда бы не дал втрескать в себя это месиво из винта и свернувшегося контроля.
Вены ощутимо забродили под его кожей. Чевеид Снатайко видит, как они ходят туда-сюда, перестраиваются, образуя совершенно новые комбинации. И, о чудо, вдруг на посиневшей от долгого перетяга руке выступает вена. Ништячная, мазовая. Такая, что в нее можно вмазаться с полутыка. С завязанными глазами. Наощупь.
И Чевеид Снатайко смело вонзает струну. Глубже. Еще глубже.
Контроля как не было, так и нет.
Чертыхаясь, Чевеид Снатайко вытаскивает баян. Из дырки опять обильно течет красная венозная кровь.
– Ну, веняки, здравствуйте снова. – Говорит Чевеид Снатайко. – Ну, милые мои, родные, готовьтесь к казни…
– На твоем месте, – Веско говорят вены, – Мы бы дали нам отдохнуть…
– Хуюшки! – Восклицает Чевеид Снатайко и вонзает баян уже наугад…
Чевеиду Снатайко удастся ширнуться. Но удача эта придет к нему лишь еще через три с половиной часа… Тридцать две дырки… Два пятикубовых баяна… Четыре струны… И сводящее с ума прослушивание безумного хохота Аллы Борисовны.
27. Карточки
Варил как-то Клочкед в одной кампании: И надо было порох с тарелки соскрести. А второго мойла не оказалось. Держит Клочкед лезвие с налипшим на него полужидким порохом, и не знает, что делать.
– Эй, – Говорит, – Есть чем мойку почистить?
– А пластиковая карточка подойдет? – Спрашивает один из спонсоров.
– Давай! – Соглашается Клочкед.
И протягивает ему спонсор Интернет-карту на 100 часов.
– Убери это! – Говорит второй спонсор, и достает из кошелька VISA-Gold.
– Да вы что тут, охуели все, что ли? – Возмущается третий спонсор и дает Клочкеду American-Express Platinum.
Ей-то Клочкед и соскоблил порох с мойки.
28. Резинка
Варил Седайко Стюмчек как-то винта. А огонь под реактором слишком шибким сделал. И потекла от жара этого серая резиновая пробочка, из которой отгон был сделан. И капли этой серой резины в винт попали.
Седайко Стюмчек все же винта доварил. Подумал, подумал, поприкидывал, да и втрескался.
Все нормально, только выхлоп во рту резиновый.
На любителя.
29. Гепатит на соколинке
Семарь-Здрахарь ширялся. И не просто так, абы чем, а винтом.
И вот, непонятно как, непонятно когда, и непонятно с кем, подцепил он стремную болезнь. Некоторые ее болезнью Боткина зовут, другие – желтухой, а третьи – Гепатит.
А как пожелтел Семарь-Здрахарь – отправили его на Соколинку, в инфекционную больницу. Там ему анализы сделали и штамп поставили в больничный – «Гепатит Бэ-Цэ».
Очень огорчился Семарь-Здрахарь этому обстоятельству. Загрустил даже.
А на следующий день к нему друзья пришли с дружественным рабочим визитом. И не просто пришли, а принесли ему винта!
Вышел к ним Семарь-Здрахарь. Смотрят на него други его и дивятся. Кожа у Семаря-Здрахаря желтая. И белки глазей его – тоже желтые. Словно попал он весь целиком в пары черного и они на коже и в зенках его так и остались.
И чтобы совсем уж подбодрить Семаря-Здрахаря, предложили ему совместно втрескаться. Ну, не одним баяном на всех, конечно, а из одной емкости.
Вот защелочили они шестеру винта. Выбрали по двушке на брата и ублаготворились. Кайфово ублаготворились. А баяны – сожгли, дабы пионерам неповадно было чужими гепатитными машинами ставиться.
54 
