Последние отзывы

  61  

— Каким способом вы это получили?

Трое первокурсников густо покраснели, долго молчали, наконец один, худенький очкарик из Тулы, ответил еле слышно:

— Подростковым, товарищ доктор.

Чем старше становился Юраш, чем выше поднимался по служебной лестнице, тем тоньше и разнообразней становились его «practical jokes». Умение убедить кого угодно в чем угодно, завоевать полное доверие, рассмешить до слез весьма помогало полковнику ФСБ Юрию Николаевичу Лазареву в его деликатной работе.

Два полковника сели на лавочку перед пляжем.

— Как Лиза? Как Арсений? — спросил Лазарев.

— Спасибо, нормально. А твои?

При внешнем образе дамского угодника и гуляки-бабника Юраш оставался верным, любящим мужем и нежным отцом. У него было трое детей — девочка и два мальчика.

— Наталья девятый класс закончила, Антон — прапорщик уже, а Андрюха перешел на четвертый курс и жениться собирается. Ох, Глебушка, надает мне господин генерал по шее за это наше тайное свидание, — сообщил он, не меняя интонации, будто продолжал рассказывать о своих семейных делах.

— Зачем Головню взяли? Я шел за ним тихонько, без шума, а вы угробили, — тихо спросил Константинов.

— Да кто ж его гробил? Кто ж знал, что у него сложное эндокринное заболевание? Криз случился на нервной почве, откачали, а ночью — вторая волна пошла. Он и помер.

— Что же это за болезнь такая? Просвети меня по старой дружбе.

— Да черт его знает, что-то со щитовидной железой связано. Ты можешь зайти в областное управление, там вся медицинская документация, результаты вскрытия.

— Вскрытие, конечно, полностью подтвердило, что умереть Головне никто не помог.

— Глебушка, да ты что? Мы ж его охраняли, как зеницу ока, лелеяли и берегли! Ты уж совсем о нас стал плохо думать.

— Эй, Юраш, а ты никак оправдываешься? — улыбнулся Константинов.

— Черствый ты человек, Глеб Евгеньевич. Нет чтобы слово доброе сказать старому другу, ты все со своими подколками. Везде тебе мерещатся враги-заговорщики.

— Ладно, Юраш, прости. Но на твоем месте я бы вызвал все-таки специалиста из Москвы. Для повторного вскрытия.

— За что же так обижать местных товарищей? Доверять надо людям, Глебушка. Недоверие напрягает и разобщает. И потом… Кремировали уже твоего Головню.

— Как? Когда?!

— Сегодня утречком. С гражданской панихидой, со всеми почестями, положенными по рангу. Вдова плакала-убивалась, детки-сиротки, мать-старушка в черном платочке, залпы оружейного салюта, скорбные лица сослуживцев… Про арест, конечно, ни слова — о мертвых или хорошо, или ничего. Скоропостижно скончался доблестный капитан, сгорел на службе, не щадя себя, защищая покой сограждан.

— А с барменом что? Тоже скоропостижно скончался?

— Глеб, ну нельзя же так! — поморщился Лазарев. — Бармена мы отпустили, вежливо извинились. Он ведь Головне долг отдавал. У старшей дочери приближался день рождения, вот он и одолжил у капитана на подарок и застолье три тысячи долларов. На полторы тысячи дочке комплект купил, сережки и колечко с бриллиантами, даже чек предъявил из ювелирного магазина. А остальные полторы тысячи кинул на застолье.

— Сколько лет дочке исполнилось?

— Пятнадцать.

Быстрым движением Лазарев выбил сигарету из пачки, спохватившись, протянул пачку Константинову. Тот отказался:

— Спасибо, Юраш, твой «Парламент» для меня слабоват. Я привык к «Честерфилду», — он достал свою пачку.

Закурили.

— Смотри, Глеб, в нашем с тобой возрасте крепкие сигареты курить вредно. А лучше вообще бросать.

— Лучше, конечно, бросать, — согласился Константинов, — знаешь, Юраш, если мы с тобой перешли к разговору о вреде курения, то пора нам расходиться. Спать пора. Ты мне больше ничего сказать не хочешь?

— Я? Тебе? Ничего… Ну разве что рад был тебя повидать. Надо нам, Глебушка, иногда и просто так встречаться, без всякого дела. Нам бы с тобой в Москве надо как-нибудь в баньку сходить, пивка выпить, а то совсем мы очерствели, разучились общаться просто так.

— Да, Юраш. Я тоже рад встрече. И в баньку сходим обязательно, и пивка попьем. Только прошу тебя по старой дружбе, не трогайте вы Ревенко. Вот представь — возьмете вы его, а у него вдруг тоже, как у Головни, начнется приступ какой-нибудь сложной болезни. Ведь от неожиданностей никто не застрахован, а вы — особенно. А вторая такая накладка будет значить только одно: кто-то из вашей конторы сильно против ареста знаменитого чеченца, кто-то крепко с чеченцем повязан.

  61