Последние отзывы

  6  

Процессы, происходящие в мозгу у Владимира Тычковского, по мнению Кибы, имели явные отклонения от нормы. Это выявилось в результате долгих бесед с пациентом, который охотно шел на контакт. Похоже, Тычковского это развлекало. Киба слушал его с интересом, все больше убеждаясь: у пациента – аномалия головного мозга, скорее всего, врожденная или являющаяся последствием родовой травмы. Этого теперь не узнаешь, карта из детской поликлиники давно утеряна, а мать Владимира Тычковского умерла от обширного инфаркта вскоре после того, как узнала о сыне ужасную правду, еще до суда над ним. Спросить не у кого, хотя случай с точки зрения медицины весьма интересный. Тычковский стремился сделать нечто из ряда вон выходящее, на что никто больше не способен, этого требует его больной мозг. А что такого может сделать человек, никакими талантами природой не одаренный? Он, конечно, не глуп, много читает, имеет хорошую память, но сколько вокруг ему подобных? И как утвердиться в собственном величии? Оказаться на вершине блаженства?

И он нашел-таки способ. Да, на это способен далеко не каждый. Кровавые маньяки, да еще с изюминкой, моментально становятся героями журналистских романов, продолжающихся из номера в номер, пока читатели совсем не потеряют к ним интерес. Ни один благородный поступок не получает такую прессу, спаси ты из бушующих волн хоть роту утопающих или нарожай с десяток детишек, дай им образование и выведи в люди. Вряд ли столь подробно будут разбирать твое детство, юность, школьные романы, брать интервью у твоих учителей и соседей, анализировать твои поступки на протяжении всей жизни. Во всяком случае, недолго, ну, напишут заметку и разместят где-нибудь в разделе «События за день», в самом углу. А вот маньяка журналисты ведут до суда, потом до тюрьмы, потом приезжают в тюрьму, следят за тем, как он пишет опус о том, как убивал. Ругают, конечно, при этом и осуждают. Но уже сложился стереотип: смотреть, читать и слушать надо то, что все ругают, это не скучно в отличие от того, что все хвалят. Тычковский это просек, и жертвы мигом нашлись. Он ведь был хорош собой и умел красиво говорить. Что еще надо женщине?

Получив удовольствие от очередного убийства, Владимир Тычковский впадал в состояние эйфории. Причем чем больше было при этом риска, тем сильнее ощущалась награда, то есть эйфория. Зато чувство страха оказалось нивелировано: Тычковский не боялся, что за совершенное преступление его сурово покарают. Ему было все равно. Он готов был искать удовольствия любой ценой, а в случае с Абрамовой дожидаться годами, проявив неординарную выдержку и терпение, чтобы потом испытать настоящий взрыв эмоций. Оказаться на пике блаженства.

Киба, чувствуя тревогу, постучался в дверь кабинета с табличкой «Абрамова Маргарита Павловна, главный врач». Эта дверь в длинном ряду безликих белых дверей была последней. Вообще-то стучаться здесь, в медицинском учреждении, было против правил, но Кибе не хотелось стать свидетелем неприятной сцены. Кто знает, как далеко у них зашло?

– Рита! Маргарита Павловна! Я сдал смену и еду домой!

Кстати, и ее рабочий день уже закончен. Больные отужинали и обрели временный покой в своих кроватях с панцирными сетками, кто добровольно, а кто принудительно, на улице давно стемнело. Но, видимо, Тычковский – особый случай. Ради него можно и задержаться.

– Маргарита Павловна!

И вдруг он похолодел. На двери, чуть выше медной ручки, Киба увидел кровавый отпечаток пальца. Он почему-то сразу решил, что это кровь. Отпечаток был оставлен явно намеренно. Взгляд скользнул ниже, и Кибе стало совсем не по себе: кровь была и здесь. Боясь коснуться заляпанной ручки, Дмитрий Александрович плечом толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Увиденное повергло Кибу в такой шок, что он невольно задержал дыхание и сделал два шага назад.

Весь кабинет Абрамовой был залит кровью. Стены забрызганы, обивка мебели испорчена, пол в кровавых пятнах. Ее было так много, что это казалось невероятным: как может быть столько крови в одном человеке? Грузное тело Маргариты Павловны лежало на полу, у стоящего в углу дивана. Рядом с ним валялись осколки синей чашки. Киба прекрасно помнил эту чашку. Милая глупость, а что еще дарить дамам на Восьмое марта? Дамы думали так же и о 23 февраля. У него была чашка с надписью «Дима». А у Абрамовой – «Рита».

Тычковский кромсал ее дородное белое тело острым осколком синей чашки. Это было против всяких правил: приводить его сюда, доверять ему, пить с ним чай из обычных чашек. Она не должна была так поступать. Киба шел, чтобы ее предупредить, но… Опоздал…

  6