Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
61 
Пожилой обэповец снова вздохнул и дословно процитировал ей статью уголовного кодекса, имевшую прямое касательство к изготовлению фальшивых денежных знаков, сделав особый упор на сроки, которые государство склонно давать за такие дела своим не в меру предприимчивым подданным. После этого он терпеливо и доходчиво, как маленькому ребенку, объяснил мадам Лопатиной положение, в которое она умудрилась попасть: ее взяли не с несчастной какой-нибудь десятидолларовой бумаженцией на руках – нет, при ней было СТО ТЫСЯЧ поддельных долларов. Он, старший оперуполномоченный, понимает, конечно, что она не сама их отпечатала, но ему очень хотелось бы знать, кто – конкретно! – и за что дал ей эти деньги. Упорство, с которым она отстаивает свою не выдерживающую никакой критики версию, сказал он, конечно же, похвально, но она, как разумная женщина, не может не понимать, что тем самым берет все на себя.
А сто тысяч долларов – это, знаете ли, не просто изготовление и сбыт. Это, сказал он, изготовление и сбыт в особо крупных размерах, так что на волю вы выйдете – если, конечно, доживете, – где-нибудь на втором или третьем десятке третьего тысячелетия…
Третье тысячелетие добило Веру Степановну окончательно. То, что до сих пор казалось просто досадной неприятностью, предстало вдруг в совершенно новом и весьма неутешительном ракурсе. Она внезапно осознала, насколько хрупок ее маленький мирок и насколько мизерны ее победы над мужем, свекровью, сослуживцами и соседями.
Вера Степановна разрыдалась. Закончив рыдать, она сделала длинное и путаное признание, основной упор в котором пришелся на то, что ее недотепа-муж наконец-то отважился взять на лапу, но ухитрился и тут попасть впросак. По ее словам, он самолично отдал ей деньги и попросил положить их в банк.
– И вы, разумеется, не знали, что это за деньги, – с непонятной интонацией сказал следователь.
– Разумеется, – с достоинством ответила Вера Степановна. – Он сказал, что получил наследство.
Старший оперуполномоченный отдела по борьбе с экономической преступностью капитан Гусев вздохнул и поморщился. Опять дело о коррупции… Бросить все к чертовой матери, подумал он, и уехать к тетке в деревню, пусть сами разбираются. Уроды… Ну что им неймется? Нет, пора на пенсию, пока до самого не добрались…
Лопатина он знал – не то, чтобы близко, но встречаться пару раз приходилось – и считал его человеком недалеким, но честным. Неподкупность Лопатина, насколько понимал капитан, происходила оттого, что его до сих пор никто не пытался купить. Подперев голову ладонью, он с ненавистью смотрел на мадам Лопатину, которая, махнув на все рукой, увлеченно топила мужа. Дура, брезгливо думал Гусев. Неужели трудно было придумать что-нибудь? Наследство там получила или кольца фамильные продала… Ну купилась на фальшивку, ну принесли тебя черти в банк, который тебе с этой макулатурой обходить надо было, – так с кем не бывает? Что ж ты, дура, мужу могилу роешь? Привлечь тебя, что ли, за соучастие?
Замять бы все это, с тоской подумал Гусев. И следак был бы по гроб жизни обязан, и вообще… Не получится, решил он. Начальство землю роет, и негоже привлекать к себе начальственное внимание. Лопатин сам виноват.
Брать надо понемногу и очень, очень осторожно… А это что же? Сто тысяч, и на всех – один и тот же номер. Неужели не знал, что жена – дура? Надо было хотя бы спрятать этот мусор как следует…
Он вздрогнул и стал прислушиваться, но через полминуты снова расслабился. Боже, ну что за бред! Какой-то взломщик в перчатках и, что характерно, в галстуке…
Умнее ничего не придумала, корова бестолковая… И главное, в воскресенье! У-у, бестолочь!
– Вот что. Вера Степановна, – устало сказал он. – Вот вам бумага и ручка. Вы все это здесь подробненько мне опишите, как вам это представляется… Только пишите не торопясь, обдуманно… Это ведь, знаете ли, как у американцев: все, что вы напишете, может быть использовано против вас.
– Чего? – переспросила мадам Лопатина, которую сбили с мысли.
– Есть такая штука, – сказал Гусев, не испытывавший никакого желания помогать этой завравшейся толстухе. – Что-то вроде перечня прав арестованного, который ему обязаны зачитывать при аресте. Вы пишите, пишите, не буду вам мешать. Только подробно пишите.
– Как – подробно? – возмутилась Вера Степановна. – Я уже все рассказала. Мне домой пора, у меня ребенок некормленый сидит. А вы мне тут про Миранду какую-то…
61 
