Последние отзывы

  16  

Валька осторожно хихикнула: все-таки что-то человеческое в этом психе еще осталось. Чувство юмора, например.

— Смешно тебе, — с горечью сказал Алексей. — Откуда ты знаешь, что я имел в виду? Может, я хочу вставить себе в рот горлышко бутылки, а может — пистолетный ствол тебе в ухо. А ты что подумала? То-то, плечевая. Вот он, человеческий язык. Если бы мы с тобой могли общаться на языке цифр, все было бы понятно. Формулы не лгут, понимаешь? Не лгут, не притворяются, не вводят в заблуждение, нужно только уметь их читать.

Пробка выстрелила в потолок, и шампанское пенной струей ударило в стену.

— Вот ты мне не веришь, — продолжал Алексей, силой отбирая у Вальки стакан и наполняя его до краев, — думаешь, я сумасшедший. Ты не виновата, ты просто не сумела меня понять, а я не сумел объяснить, и я тоже не виноват, потому что для этого нет слов. Это математика, понимаешь? Она как музыка, ее бесполезно описывать словами, ее надо чувствовать. Как описать, что я чувствую, когда провожу ладонью по твоей коже? Как ни старайся, получится либо сухо, либо пошло, и оба описания будут далеки от действительности.

В этих словах мелькнуло что-то обнадеживающее. Валька как-то вдруг уверилась в том, что резать ее не будут, и ей впервые за всю ночь стало по-настоящему интересно. Она вдруг вспомнила, как ребята на факультете спорили о поэзии. Тогда эти споры казались ей скучными — ее больше интересовали тряпки и кавалеры, — но, когда в ее жизни не осталось ничего, кроме тряпок и мужчин, она с затаенной тоской вспоминала азартный молодой галдеж в университетских коридорах.

— Хорошо, — сказала она и храбро пригубила шампанское. — Допустим, ты не псих. Но все, что ты говоришь, я уже где-то слышала, читала, смотрела по телевизору. Какой-то фантаст, помнится, даже описал муки кибернетика, который всю жизнь тщился научить машину рисовать картины — не копировать, а писать самостоятельно, творить, — а когда закончил программирование и включил свое детище, оно ему нарисовало черную окружность на белом листе...

— Станислав Лем, — быстро сказал Алексей. — “Магелланово облако”. Да, я тоже это читал. В детстве, лет в двенадцать, что ли. Но ведь это байка, сочиненная писателем, который разбирался в математике как свинья в апельсинах. Нельзя же воспринимать художественную литературу так буквально! Не мне, математику, объяснять это тебе, филологу. Читала она... Жюль Верн, например, описал подводную лодку задолго до того, как она была построена, а Леонардо и вовсе рисовал вертолеты в шестнадцатом веке. Дыма без огня не бывает; если об этом столько говорят, пишут и, если верить тебе, даже снимают кино, значит, открытие не за горами.

— Погоди, — сказала Валька и поперхнулась шампанским. — Постой-ка. Там, в машине, ты сказал, что вступил в должность заместителя Господа Бога. Что ты имел в виду? Ты хочешь сказать, что нашел это свое число?

Алексей покачал головой.

— Я немного прихвастнул. Если найти все число целиком, можно, наверное, и впрямь потягаться силами со Всевышним — расколоть планету на куски, достать Лу— луну с неба, научиться летать без самолетов и жить на дне океана... Нет, целиком число я не нашел. Но кое-что отыскать мне все-таки удалось. Хочешь, покажу?

— Что покажешь? — устало спросила Балалайка. — Число? Часть числа? Ну и что? Что я пойму? С таким же успехом я могу нацарапать на бумажке строчку цифр и заявить, что сделала открытие. Даешь Нобелевскую премию!

— Не беспокойся, — сказал Алексей, — то, что я тебе покажу, ты отлично поймешь. Господи, как удачно, что я начал именно с этого!

— С чего? — заинтересованно спросила Валька, наблюдая за тем, как Алексей голышом усаживается за стол и включает свой древний компьютер.

— С биржи, — ответил тот, не оборачиваясь. — Любые исследования требуют денег, а биржа — это власть над деньгами. И в то же время биржа — такое же явление природы, как любое другое. Колебания биржевого курса должны подчиняться определенным законам, потому что в природе нет ничего случайного. А задача науки как раз и состоит в том, чтобы открывать, описывать и приспосабливать законы природы...

— А, — сказала Валька, — так ты играешь на бирже!

— Да. Но только для того, чтобы лучше изучить ее законы.

— Да какие на бирже могут быть законы! Это дождик можно предсказать: холодный воздух движется туда-то, теплый — туда-то, с запада надвигается циклон, возможны ливневые дожди с грозами... А биржа зависит от такого количества факторов, что их и пересчитать-то нельзя!

  16