очень нудно 
3 
После получаю я от Пети письмо, что, мол, между нами все кончено по причине моего обмана. Кто уж ему про ребеночка написал, не знаю. То ли соседки позавидовали да адрес с письма списали, то ли начальство меры приняло.
Что потом? Да ничего такого особенного. Вышла замуж за хорошего парня с нашего же завода. Пьет только очень, а так всем хорош. Но с Петенькой не сравнить, конечно. Тот был воспитанный немец и к женщине имел обращение. Только и осталось что шубка Петенькина, которой сносу нет и нет. Уж я даже и плачу иногда над ней: что ж ты, подлюга такая, не рвешься, не снашиваешься, забыть не даешь? А продать жалко. Память все же…
— Да, натуральному котику сносу нет… — задумчиво произнесла Неля, тихая черноволосая женщина, учительница музыки. — Моя мама всю войну проносила котиковую шубу, а потом еще мне на воротник осталось…
— Что ж тут удивительного? — улыбнулась Ольга. — Четыре года для шубы не срок, моя так все еще как новенькая. А вы спросите, где моя мама ее носила. И я вам отвечу, что шубка эта и под землей побывала, и в концлагере немецком на нарах валялась, и меня от фашистов укрывала…
— Расскажете? — спросила Эмма.
Но у Нели навернулись слезы на глаза, и она замотала головой:
— Потом, ладно? Сейчас не могу как-то… Потом.
И тогда в кровати приподнялась Лариса:
— Давайте я вам расскажу историю своей первой любви! Хотите?
— Конечно, хотим! — закричали женщины. Лариса давно возбуждала общий интерес в палате своей независимостью, ровным настроением. А ведь к ней приходили только сослуживцы, да и то редко, раза два всего. Она же делала вид, что ее это ничуть не огорчает. О себе она до сих пор ничего не рассказывала, а потому ее неожиданное предложение всех удивило и заинтриговало. И только Эмма, кажется, поняла, в чем тут дело: после отказа Нели рассказать о себе сама идея «Декамерона» могла заглохнуть на корню, и вот тут Лариса и проявила инициативу. Она с минуту подумала, улыбнулась своим мыслям и начала рассказ.
История вторая,
рассказанная доктором биологических наук Ларисой, женщиной вполне эмансипированной, и могущей украсить собой любое западное феминистическое общество, — западное, потому что советских феминистических обществ не бывает (одно, говорят, было, но оказалось антисоветским и его быстренько разгромили). Это история о том, как Лариса полюбила когда-то горячо и беззаветно, добилась взаимности, устранила с дороги ненавистную соперницу, но счастья со своим возлюбленным не дождалась
В первый и в последний раз полюбила я, когда мне было всего пять лет. А вы не смейтесь, вы послушайте сначала, что это была за любовь.
Это было во время войны. Мой отец был начальником военного аэродрома, а мама военным врачом. Служили! они в одной действующей части и так боялись потерять меня в военной неразберихе, что таскали за собой, не доверяя ни родственникам, ни детским домам. Аэродром переводили с места на место, вслед за линией фронта, а меня перевозили, замаскировав под узел с одеждой, приказывали не двигаться при проверках документов. Когда в часть приезжало начальство, меня тоже прятали. Так я и прошла всю войну в действующей части.
Однажды к нам пришел новый летчик, только что окончивший летную школу. Самый молодой из всех, всего восемнадцати лет, мне он, конечно, казался совсем взрослым, даже немного старым. Высокий загорелый; блондин с голубыми глазами, очень веселый и очень смелый. Его все полюбили и звали Володькой. В части было несколько девушек, работавших на метеостанции и в санчасти, и еще радистка Раечка. Они все наперебой строили Володьке глазки, а эта самая Раечка даже добилась определенного успеха. Но я у нее Володьку отбила. Не смейтесь, так оно и было!
Почему этот мальчик, то есть мальчик для меня теперешней сорокалетней женщины, привязался тогда ко мне, избалованной» дочери полка», — этого я не знаю. Мы дня не могли прожить друг без друга. Утром я вставала и сразу же бежала к летчикам. Завидев меня в окно, «летуны» кричали Володьке: «Твоя невеста бежит с утра пораньше, встречай!» Володька встречал меня в дверях, подхватывал на руки — и только после этого мы шли с ним завтракать в столовую. Лучшие куски из Володькиной тарелки, какой-нибудь жиденький компот из сухофруктов — роскошь первых военных лет, — все это было мое по праву «невесты». Мама с папой пытались препятствовать такому баловству. Как-то на целый день они запретили мне докучать Володьке. Я сидела дома и хныкала. Представьте, каково было их удивление, когда Володька собственной персоной явился в нашу комнату и с порога, отдав папе честь, заявил:
3 
