106 
Минут пять Глеб рыскал по базе данных, отыскал двух Савиных – Наталью и Татьяну, однако Эммы так и не нашел.
«Этого не может быть! – с раздражением подумал Сиверов. – О ее жизни после 1994 года информация в базе данных отсутствует. Она не умерла, не пропала без вести – на это непременно имелась бы ссылка».
Создавалось такое впечатление, что кто-то специально уничтожил все, касающееся сегодняшней Эммы Савиной, словно предполагал: наступит день, когда агент по кличке Слепой сядет за компьютер и пожелает отыскать се данные.
Сиверов зло хлопнул ладонью по компьютерной стойке, но не сильно, чтобы не повредить сам компьютер.
"Да уж, история! А ведь мы с ней в этом похожи.
Получить информацию о моей прошлой жизни ничего не стоит – был бы доступ к архивам. Но после того, когда мне, вернувшемуся с того света, сделали пластическую операцию, все документы из архива были изъяты. И теперь попробуй поищи Глеба Сиверова в Москве! Нет такого человека – ни Глеб Сиверов, ни Эмма Савина не существуют.
Но одно дело – специальный агент ФСБ, и совсем другое – проститутка. Хотя почерк и возможности у тех, кто уничтожил информацию, одни и те же.
Нет, не простые бандиты сделали это, на такое способна только спецслужба, даже для милиции это слишком сложно. А Эмма, между прочим, существует, на полном ходу, и трахается с людьми, владеющими секретами, под всевидящим оком скрытой камеры. Да, прав Потапчук, организация-призрак существует на самом деле, нюх его не подвел, как того пса, который учуял меня сквозь закрытую дверь, когда я бесшумно поднимался по лестнице. Что ж, можно уничтожить информацию в домовых книгах, в паспортных столах, стереть ее из памяти на сервере, но живой человек всегда оставляет следы.
Он живет не в вакууме. У него есть друзья, знакомые, бывшие или нынешние, всю память о нем не сотрешь. Вспомнил же Эмму бывший швейцар, не забыл ее адрес и Гудкович. Первое звено ее превращений – адрес, по которому она жила, – у меня в руках, за него и зацеплюсь".
Глеб отключил компьютер и поставил на место полку, прикрывавшую металлическую дверь.
«Два часа ночи – время позднее. Ну да ничего, зато всех можно застать дома».
Когда Сиверов спускался по лестнице, пес за соседской дверью не проявил к нему ни малейшего интереса.
«Вот тебе наука, Глеб: если идешь не таясь, собака на тебя не обращает внимания. Но стоит идти крадучись, и она непременно залает».
На крыльце продолжали целоваться парень и девушка. Казалось, они не прерывали поцелуй ни на минуту, хотя Сиверов был дома не менее получаса. Девушка, поверх плеча своего друга, покосилась на него, но не испуганно, а весело, словно хвастаясь: видите, как мы можем, а вам, старшему поколению, слабо.
"Если бы ты знала, сколько времени я провел в гулких ночных дворах, целуясь с девушками, – подумал Сиверов, – сколько мне потом приходилось выслушивать за это от отца! – он прошел к машине. – Когда я впервые поцеловал девочку? Лет в четырнадцать.., или тогда мне было двенадцать?
Нет, впервые я поцеловался в восемь лет на глазах у всего класса и сделал это не по своей воле".
Сиверов даже не заметил, как на его губах появилась блуждающая улыбка, но с удивительной силой ощутил забытое с детства чувство стыда и страшной обиды не на девочку, с которой ему пришлось целоваться, а на учительницу и ребят из класса.
"Надо же, как врезалось в память! – удивился Глеб. – Я даже вчерашний день не так отчетливо помню. Тогда, во втором классе, я специально толкнул свою соседку под локоть, когда она писала.
Толкнул, наверное, потому, что она мне нравилась, хоть я и не признавался себе в этом. Девочка в долгу не осталась и ударила меня книжкой по голове. И вот, когда мы уже вцепились друг в друга, учительница вызвала нас обоих к доске и заставила в знак примирения при всем классе поцеловаться. Мы боялись коснуться друг друга и под гудение всего класса пытались оттянуть роковой момент. До сих пор помню властный голос учительницы: «Губы в губы». Помню тот жаркий стыд, который окатил меня с головы до ног, помню, как вспыхнули щеки девочки. Это одно из самых сильных воспоминаний в жизни, несмотря на то, что мне пришлось пережить немало. Даже первая смерть, увиденная мной, не так ярко врезалась в память. Ее-то я наблюдал со стороны. Так что ваши демонстративные поцелуи на крыльце – ерунда по сравнению с тем, что в детстве довелось пережить мне".
106 
