очень нудно 
66 
Бедняжка Алина лишь беспомощно взмахивала своими тонкими ручками, даже не пытаясь высвободиться.
— Я тебя по-хорошему предупреждал, сучка… — цедил человек в маске. Сигара покачивалась у него во рту.
От ярости у Романова потемнело в глазах. Единственное, на что у него хватило рассудка (очень уж крепко засел в голове приказ генерала), — это сунуть ридикюль за пазуху.
С криком «Скотина!» прапорщик выбежал из своего укрытия. Отодрал хама от барышни и от всей души, с размаху, влепил ему великолепную плюху — черно-белый отлетел к пианино и ударился об него спиной.
Благородный инструмент приветствовал акт возмездия торжествующим утробным гулом.
Ушибленный господин сполз на пол, причем пола фрака у него завернулась, и стало видно, что подкладка такого же алого цвета, что перчатки.
— Мефисто! — взвыл он, выплевывая сигарные крошки и осколки зубов.
Алексей повернулся к вышибале, и очень правильно сделал.
Детина натягивал на пальцы шипастый кастет. Ухмылка не исчезла с его грубой физиономии — наоборот, стала еще шире. Этот нисколько не испугался, а, кажется, даже обрадовался возможности отличиться перед хозяином. Он был на полголовы выше прапорщика, раза в полтора тяжелее и, должно быть, не сомневался, что легко справится с несерьезным противником.
Инструктор по рукопашному бою подпоручик Гржембский учил своих питомцев: «Сила всегда проиграет скорости. А сила грубая, негибкая обращается против самой себя».
Могучий удар рассек воздух над головой быстро пригнувшегося Романова. Мефистофеля развернуло боком, что дало Алексею возможность влепить верзиле отменный хук в солнечное сплетение. Ощущение было такое, словно кулак ударился о гранитную плиту.
Первая стычка закончилась, можно сказать, с нулевым счетом.
Сверкающий сталью кулачище с удвоенной силой замахал перед лицом прапорщика, но и тот в ответ удвоил скорость движений: уходил в сторону, нырял, отскакивал, при каждой возможности нанося ответные удары. Каждый достигал цели, каждый был точен — носком ботинка в пах, каблуком в коленную чашечку, но Мефистофель только крякал и еще напористей лез вперед, словно броненосная новинка «танк», говорят, совершенно неуязвимая для пехоты.
И так непростую задачу осложняла мадемуазель Шахова. Она не убежала, даже не отступила в сторону — осталась стоять на том же месте, лишь прижала руки к груди и зажмурилась. Вероятно, ей опять казалось, что всё это не явь, а ужасный сон, который когда-нибудь сам по себе развеется.
Приходилось пятиться, широким кругом обходя девицу, чтоб ее случайно не задели.
«Дон Хулио» в сражении не участвовал. Он прижимался к пианино, тер платком окровавленные губы и подгонял своего клеврета кровожадными возгласами:
— Проломи ему башку! Это вчерашний филер! Просто сегодня он в голубом!
— Мы искали друг друга и нашли, — съязвил Романов.
Делать этого не следовало. Подпоручик Гржембский сколько раз говорил: «Главное в схватке — ничего не упускать и ни на что не дистрагироваться. Малейшая деконцентрация внимания может стоить жизни».
Всего на долю секунды повернул Алексей лицо к господину Каину — и чуть не угодил под кастет, от соприкосновения с которым голова разлетелась бы, как глиняный горшок. Верхняя часть тела качнулась назад слишком быстро, ноги за ней не поспели. Прапорщик взмахнул руками, не удержался, упал.
— Живей, Мефисто. Что ты тянешь? — Каин хищно наклонился вперед. — Добей его!
От своей оплошности, от постыдного падения (хорошо еще, что у Алины закрыты глаза) Романов, во-первых, обозлился, а во-вторых, перестал ребячиться. Что за идиотизм — устраивать корриду с бешеным быком, когда в кармане есть револьвер.
— Я тебе покажу «добей»! — обиделся отличник контрразведывательных курсов. — А ну-ка руки, сволочи!
Он бы еще и не так их обозвал, если б не барышня.
«И ни в коем случае не впадать в ярость, не терять sang-froid,[5] — учил инструктор. — Чаще всего ошибки происходят именно из-за этого».
Ошибка заключалась в том, что Романов взял на мушку не главного фигуранта, а второстепенного. Мефистофель, увидев черную дырку ствола, допустим, замер и даже приподнял кверху свои ручищи. Зато парагваец с неожиданным проворством юркнул за пианино и пропал.
— Стой! Убью!
Алексей переполошился — то есть совершил еще одну серьезную ошибку.
66 
