Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
36 
— Ага, я тоже раньше думал, что в деревне все дружно работают и частушки под гармошку поют. Знаешь, что Мишка сказал? Что они Аленку в район отправили учиться, чтобы она здесь не пропала. Ни с кем из местных парней нельзя всерьез встречаться — пьют и бездельничают. Девчонки, кто остались, пьют и таскаются. Иногда кажется: дали бы автомат — всех бы местных алкашей положил, все равно толку от них нет, вред один.
— Тогда, Жень, во всей деревне осталось бы три-четыре мужика. Мишка, его отец, твой печник и муж Людмилы-заведующей. Может, еще директор совхоза. Представляешь, вся деревня — сплошь одинокие бабы!
— Да им же лучше! Никто не пьет и не дерется!
— Да ладно тебе! Лучше посмотри, ночь какая!
Ночь была исключительная! Луна уже несколько дней была полная, только-только пошла на убыль и сияла в небе почти идеально круглым диском. Звезды пушистыми светляками выстраивали в небе свои созвездия. По козырьку крыльца правления совхоза шелестела серебристыми в ночи листьями яблонька-ранетка.
— Пошли, постоим на крыльце, — позвал Женька и потянул Шурочку (от Мишкиного дома они так и шли, не размыкая рук) в тень под крышей.
Они постояли на крылечке, облокотившись на перильца и касаясь друг друга плечами.
— Хочешь ранеток? — спросил Женька.
— Они же горькие!
— А эти крупнее других, может, не горькие! Я сейчас!
Женька перемахнул через заборчик и, оказавшись в палисаднике, пригнул ветку ранетки и сорвал несколько яблочек. Потом захрустел одним яблочком и протянул второе Шурочке:
— Попробуй, кисленькие.
Шурочка куснула. Яблоки были кисло-сладкие, как с яблони в ташкентском пионерском лагере. Яблони там росли позднего сорта, окончательно созревали в сентябре, но детвора уже в августе обирала жесткие сочные зеленые плоды.
— Вкусно! — сказала Шурочка. Она стояла на крылечке, Женька — на земле, и теперь он стал одного роста с Шурочкой. Его глаза теперь были на уровне Шурочкиных глаз, близко-близко. Женька смотрел прямо, не мигая. Потом притянул Шурочку к себе — одна ладонь на ее плече, вторая мягко придерживает затылок — и потрогал ее губы своими твердыми сухими губами. От Женьки пахло яблоками и чуть-чуть — табаком.
Глава 13
Как хорошо, как хорошо жить на свете! В последние два дня Шурочка поняла, почему в книжках пишут — «летать на крыльях любви». Именно на них она и летала, не иначе. День в столовке проходил — не замечала как. Картошка, капуста, фарш для котлет, макароны — продукты, казалось, сами, по щучьему велению складывались в первое и второе, она лишь наблюдала за ними. Даже в паре с новенькой Раисой работалось легко. А уж сегодня с Натальей вообще не работа, а праздник!
— Шур, ты прямо летаешь как будто, — разглядела ее крылья Наталья — и светишься вся! Слава богу, оттаяла девка! А то зеленая ходила всю неделю, вон, в обморок грохнулась. Дружишь, что ли, с кем?
— Ой, Наташ, я с мальчиком нашим одним встречаюсь. Может, помнишь, темноволосый такой, лохматый, в форме ходит защитного цвета, на солдатскую похожа?
— Да у вас там половина темноволосых и почти все в таких куртках ходят. Покажешь потом. Хороший хоть парень-то?
— Хороший. С ним интересно. И он такой, знаешь, не грубый совсем!
— Чё, и не поцеловал ни разу?
— Ну почему же… целовал, — порозовела Шурочка. С первым поцелуем у нее вышел конфуз — не умела она целоваться. И Женька учил ее тогда, на крыльце, и она научилась и даже начала отвечать ему движением своих губ. И позавчера, и вчера вечером повторяли упражнения: получалось все лучше и лучше. И ей все больше и больше нравилось обнимать его за шею, прижиматься к его груди, запрокидывать голову и чувствовать, как перетекает с Женькиных губ теплая волна, которая, покалывая, как газировка, сначала наполняет голову, а потом струится по позвоночнику и заполняет ее всю, от пят до макушки. Ночами эта волна вливалась в ее сновидения, и Шурочке снился Женька, снился так подробно и живо, будто и не расставалась она с ним, а так и продолжала у крыльца впитывать его поцелуи.
Ой, девка, смотри, голову-то не потеряй, а то мы, бабы, совсем шалеем от любви-то! Вон, Зойка из бухгалтерии, помнишь, приходила пельмени лепить? Закрутила с Толиком, шофером томским! Муж ее Петька в район уехал, а она этого Толика в дом-то и привела. Верка-то соседка специально к Зойке с утра прибежала, вроде у нее соль кончилась. Та выходит — лицо довольное, халат на голое тело, видно, как сиськи болтаются, — ну, точно с мужиком поспала! И Толик этот орет из избы: «Зой, ты скоро?» И не стесняется же детей, двое у нее! И славы не боится! Верка ей: «Зой, ты чего это загуляла-то! Петька же узнает!» А та: «И пусть узнает! Импотент!» Представляешь? И ладно бы одинокая была, пусть бы путалась с шофером, так при муже! И Толик этот тоже хорош, как будто у нас мало одиноких баб!
36 
