– Так точно, – отчеканил полковник.
– Вот и давай, выполняй. Звони хоть до утра, но Слепого найди.
– Что же случилось, Николай Васильевич?
– Потом расскажу, потом. Операцию надо остановить, вернее, приостановить.
– Какие-то новые указания?
– Да, новые, – соврал генерал Судаков и, чтобы полковник покинул кабинет, взялся перебирать бумаги, пытаясь сосредоточиться на строчках, которые разбегались перед его затуманенными от слез глазами. «Ксения, Ксения, – повторял имя дочери пожилой генерал. – Ну как это все случилось? Почему?»
Генерал Судаков вскочил из-за стола, оттолкнул кресло и начал нервно расхаживать по кабинету. Он все еще надеялся, что сможет найти лазейку, сможет выкрутиться из опасной ситуации. Вернувшись к столу, он схватил трубку и принялся вызванивать Грибанова Феликса Андреевича. Телефон Грибанова тоже упорно не отвечал. «Даже если я сейчас пошлю разыскивать Феликса Андреевича, то, уверен, он уже исчез, я в лучшем случае узнаю рейс самолета, которым он вылетел за границу сразу же после нашей встречи. Он-то от гонорара никогда не откажется».
– Да куда вы все пропали, черт вас побери! Куда? Куда? – шептал генерал, ясно осознавая, что он обречен, и уже что у него есть только один достойный выход – уйти из жизни… Но что тогда будет с Ксенией?
«Нет, – сказал сам себе генерал, – вначале надо вытащить дочь. А уж потом рассчитаться с этой проклятой жизнью, поставить точку – большую и черную. Нет, не черную, а кровавую точку. Конечно, моя смерть вызовет всяческие пересуды, поползут грязные сплетни. Но тот, кому будет надо, разберется. Можно даже оставить записку. Пусть не думают, что я мерзавец, пусть знают, как все произошло на самом деле. Но пока надо найти Слепого. Надо?»
И генерал, бросив трубку, выскочил в приемную. Секретарь тут же поднялся со своего места.
– Ну где Крапивин? Где он? – генерал Судаков побагровел. – Где его носит?
– Он у себя, товарищ генерал.
– У себя, у себя… Он должен быть у меня! Немедленно!
Через полторы минуты Крапивин с телефонной трубкой в руке появился у генерала Судакова.
– Ну что? – громко спросил генерал.
– Не отвечает, Николай Васильевич.
– Может, с ним что-нибудь случилось?
– Знаете, Николай Васильевич, вероятно, он покинул машину, оставив телефон в ней… Или отключил его. Не всегда удобно иметь его под рукой, например, в засаде…
– Все может быть, Крапивин, но Слепого надо найти. Так что действуй.
Набирай и набирай, а как только…
– Я все понял, Николай Васильевич, – Крапивин вышел из кабинета, недоуменно пожимая плечами. Генерал Судаков вновь попытался связаться с Грибановым. И на этот раз получилось.
– Алло! Алло! Феликс Андреевич, это ты? – закричал генерал, не тая радости, что хоть один из нужных ему людей нашелся. Если Феликс не стал скрываться, то, возможно, он ничего и не знает об истинной подоплеке встречи, которую подготовил. – Слушай!
– Да, слушаю, – каким-то немного сонным голосом пробурчал в трубку Грибанов.
– Ты, дипломат хренов, с кем это ты мне организовал встречу?
– Как это, с кем? – зевнул Грибанов и спокойно назвал фамилию человека, сидевшего в белой «вольво».
– Кто он?
Последовали довольно туманные объяснения.
– Какого хрена ты это сделал? На черта ты меня вытащил на встречу с ним?
– Знаешь, Николай Васильевич, меня очень попросили. Бывают ситуации, когда просят так, что не откажешь.
– Ясно, – вздохнул Судаков.
– А чего они от тебя хотели? – задал в общем-то запрещенный в подобном разговоре вопрос Феликс Андреевич.
– Слишком много, слишком много, Феликс…
– Я так и подумал. Больно уж они были настойчивы со мной.
– Да уж, не говори.
– У тебя неприятности, Николай Васильевич?
– Как слышишь…
– Может быть, я могу чем-то помочь? – участливо спросил Грибанов.
– Ты мне уже помог. И помог так сильно…
– Извини, не хотел. Прижали меня немного.
– Да, я все понимаю. Ты, Феликс Андреевич, по сути-то ни при чем. Я сам виноват.
– Ну ладно, если что – держи в курсе.
Информация, полученная от Грибанова, практически ничего не прояснила.
Человек, с которым разговаривал Судаков, по большому счету, был никем, мелкая сошка в одном из торговых представительств полупризрачного содружества иностранных государств. Но с ним, как прекрасно понимал генерал Судаков, связаны очень влиятельные круги, и они глубоко заинтересованы в том, чтобы получить ядерный фугас. «Но кто они? Кто? – терзал себя вопросами генерал. – Чего они хотят? Какова конечная цель их жуткого шантажа? Для чего им нужен ядерный фугас? Вряд ли для того чтобы вывезти его за территорию России. Хотя не исключено…» Генерал почувствовал, что перестает соображать – слишком сильным было потрясение, слишком ужасным факт – его единственная дочь стала заложницей в грязной игре. «Но как это получилось? Как? – задавал себе один и тот же вопрос генерал. Задавал, но ответа найти не мог. Он зачем-то выдвинул верхний ящик стола и вытащил свой пистолет, – Да, ты, ты… – поглаживая рукоятку, сказал генерал, обращаясь к оружию, – наверное, ты мое спасение. Сколько же лет я уже не пользовался оружием? Пять? Шесть?» Генерал попытался вспомнить, когда в последний раз был в тире. Но не смог – настолько это было давно. «Да будь она проклята, эта жизнь! Как все осточертело! Прав был Малишевский, ой как прав, когда говорил, что настоящее мастерство, настоящий профессионализм заключается в том, чтобы вовремя уйти со сцены. И сам Малишевский успел это сделать! А я остался, рассчитывая, что продвинусь еще выше. Нет, я рассчитывал не на это, я должен был работать для того, чтобы дочь могла учиться. Лишь поэтому я остался».