– Мсье Молчанов! – обратился к нему портье, заглядывая в записную книжку. – Извините… Глеб резко обернулся на голое. На уставшем лице портье была профессионально вежливая улыбка.
– Слушаю вас, – сказал Глеб.
– Вас спрашивали.
– Как давно?
– Около часа назад.
– И что хотели?
Портье с улыбкой посмотрел на Быстрицкую – она ему явно нравилась – и подал Глебу белый глянцевый. конверт.
– Спасибо, – сказал Сиверов и, не открывая конверт, сунул его в карман и взял у портье ключ. Лифтом они не воспользовались, пешком поднялись в свой номер.
– Кто это, Глеб?
– Не называй меня Глебом.
– Ну хорошо… Федор… Так кто это?
– Ты о ком?
– Кто прислал тебе письмо?
– Я еще сам не знаю.
– Мужчина или женщина?
– Ты ревнуешь? – усмехнулся Глеб.
– Да нет, интересно. Ведь никто не знает, что мы с тобой живем здесь.
– Это ты, Ирина, считаешь, будто никому не известно наше местонахождение, а вот я думаю по другому.
– Там знают, что мы здесь? – в слово «там» Ирина вложила определенный смысл. Она имела в виду Россию, а точнее – Москву, а еще точнее – определенную организацию…
Мягко и бесшумно провернулся ключ в замке, вспыхнул свет, и Ирина с Глебом оказались в своем номере.
– Ох, как я устала! – прошептала Ирина.
– Очень? – спросил Глеб.
– Я просто выбита из колеи. Я так испугалась! Но, Глеб, не за себя.
– Ты испугалась за них? – с мягкой иронией сказал Глеб.
– Нет, не за них, что ты!
– Тогда не вижу повода для беспокойства.
– Я испугалась за тебя, милый, – Ирина, прильнув к груди Глеба, поцеловала его в щеку. – За тебя, за тебя, дорогой. Когда я увидела нож у этого верзилы и когда негр начал прыгать, у меня сердце, как в детстве, ушло куда-то в пятки.
Жуткое чувство.
– Серьезно? – будто не веря услышанному, спросил Глеб.
– Да, да! Знаешь, я даже с места не могла двинуться. Я смотрела на нож, и у меня внутри все как окаменело. Ноги приросли к земле, и если бы меня кто заставил бежать в тот момент, наверняка я бы не смогла сдвинуться с места. Так бы и стояла, прижавшись спиной к стене.
– Да ладно, перестань. Мы уже в безопасности, нам уже ничего не угрожает.
– А письмо? – у Ирины дрогнул голос.
– Ах да, письмо… Ну, не думаю, что эти парни умеют писать, – пробормотал Глеб. – Погоди, я хочу умыться. Видишь, у меня на руке ссадина.
– Покажи, – заволновалась Ирина.
– Ничего страшного. Такие раны на мне заживают мгновенно.
– Покажи! – несколько истерично повторила Ирина и схватила правую руку Глеба.
На запястье действительно виднелась ссадина, неглубокая, но слегка кровоточащая.
– Это ужасно, Глеб! Надо чем-то прижечь, перевязать… Где твой одеколон?
– Я не пользуюсь одеколоном.
– Не спорь, пусть это называется туалетной водой, только дай мне ее…
– Ничего не надо. Достаточно лишь промыть.
Глеб отстранил от себя Ирину и направился в ванную. Там он включил воду, вытащил из кармана конверт, надорвал край. Внутри конверта оказался сложенный вдвое листок бумаги, явно вырванный из блокнота. Мелким, аккуратным почерком на листке по-русски было написано: «Необходимо встретиться. Завтра буду ждать вас внизу, в холле отеля, с десяти до одиннадцати. Олег Павлов».
– Олег Павлов… Олег Павлов… – Глеб словно пытался вспомнить, кто же это такой и что ему может быть надо. Хотя на самом деле Сиверов уже понял, откуда появился этот человек и кто послал его в их пятизвездочный отель.
«Вот и началось…» Глеб быстро промыл рану, промокнул ее салфеткой, затем подумал и протер лосьоном. По ванной комнате , распространился запах дорогого парфюма, способный успокоить Быстрицкую.
– Ну вот и порядок, – сказал Глеб, выходя к настороженно смотревшей на него Ирине.
– Покажи.
– Что?
– Рану покажи.
Глеб протянул руку. Ирина взяла ее в свои ладони, поднесла к губам и поцеловала.
– Ну что ты как ребенок! – Глебу стало даже немного неудобно.
– Я за тебя очень волнуюсь.
– Нашла, о ком волноваться. Волноваться надо за здоровье хулиганов, а не за нас с тобой.
– Что ты такое говоришь!
– Я шучу, – ухмыльнулся Сиверов и стал раздеваться.
– Я ужасно испугалась. Давай чего-нибудь выпьем? Я хочу успокоиться.
– А что у нас есть?
– У нас есть коньяк и легкое белое вино. Выбор не богатый, но все же выбор.
– Ну вот, я выпью коньяка, а ты можешь выпить вина. Так будет справедливо.