Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
128 
И если Гамид в силу каких-то, пока неведомых причин нарушил данную в далекой юности клятву верности, его невысказанное, но явное желание подольше задержать хозяина в осажденном доме было вполне понятным.
Подозрения закружились в мозгу жужжащим, жалящим роем, но одноглазый прогнал их прочь. Он был достаточно умен, чтобы трезво оценивать свое положение и себя самого. Человек его ранга просто обречен на подозрительность, а в перспективе – на настоящую, полновесную паранойю. Доверять полностью и безоговорочно нельзя никому, это верно, но и шарахаться от собственной тени, видя в каждом человеке подосланного убийцу, – последнее дело. Если инструмент перестал вызывать доверие, а другого под рукой в данный момент нет, это не повод бросать работу. Нужно просто соблюдать осторожность до тех пор, пока не представится случай обзавестись новым инструментом, а старый выбросить на помойку...
– Если позволите, господин, я хотел бы пойти к моим людям, – сказал Гамид.
– Конечно, уважаемый, – откликнулся одноглазый. – Под руководством храброго и умного командира даже плохой воин делается хорошим, а хороший становится воистину непобедим! Ступай, и да пребудет с тобой милость Аллаха.
Гамид опять склонил голову в поклоне, похожем на небрежный кивок, повернулся на каблуках и торопливо вышел из кабинета. По коридору он уже бежал – это было видно на мониторе компьютера, который до сих пор работал в режиме свободного сканирования, поочередно подавая на экран изображения с различных, выбранных наугад следящих камер.
И, глядя, как убегает по коридору непривычно маленький и черно-белый Гамид, одноглазый араб внезапно испытал сильное и очень неприятное беспокойство. Он знал настоящее имя этого чувства, но не хотел произносить его даже в мыслях, потому что имя ему было – страх.
Глава 25
Колодец, расположенный в подвальном помещении, где хранились бочки с горючим для генератора и запасные части к нему, вел не в канализацию, а в относительно сухой подземный тоннель, по которому были проложены коммуникации – электричество, газ, а также телефонные кабели. Другое дело, что когда-то этот тоннель строился именно как канализационный. В этом качестве его не использовали уже лет пятьдесят, а возможно, и все сто, однако въевшийся в пористые от времени и сырости кирпичные стены запах частично сохранился. Увы, этого хватало, чтобы у Ахмеда перехватывало дыхание, а к горлу то и дело тугим комком подкатывала тошнота.
Некоторое время было слышно, как оставшиеся наверху со скрежетом кантуют тяжеленные двухсотлитровые бочки с горючим, по приказу Гамида освобождая кладовую. Начальник охраны не хотел, чтобы во время перестрелки случайная пуля вызвала взрыв, подобный тому, от которого в Зальцбурге погиб племянник хозяина Халид. Несмотря на тошноту и вполне понятное волнение, Ахмед гордился тем, что находится здесь, в тоннеле, а не остался наверху таскать бочки и караулить в засаде тех, кто никогда не появится. Конечно, не появится! А как же иначе? Ведь Гамид послал в тоннель своих людей явно не затем, чтобы указать неверным дорогу и пригласить их в дом.
Ахмеду было двадцать пять, но он впервые шел в бой с оружием в руках. С детства Ахмед мечтал сражаться, как старшие братья, но те, посовещавшись, приняли другое решение, и вместо выжженных равнин Палестины или лесистых гор Кавказа он очутился в Оксфорде, который окончил с отличием и степенью бакалавра. Он мог бы без особых усилий стать доктором, но организация, которую представляли его братья, в этом не нуждалась. Какое-то время Ахмед занимался работой, во многом схожей с той, которую делал в Зальцбурге Халид бен Вазир, а когда хозяин перебрался в Лондон, стал его личным секретарем. Это была нелегкая и очень ответственная работа, но горячий темперамент и свойственное молодости тщеславие требовали совсем иного. Да и косые взгляды прошедших огонь и воду, отмеченных боевыми шрамами охранников, чудившиеся Ахмеду на каждом шагу, больно ранили его самолюбие. Охранники обращались с ним почтительно, как с одним из ближайших помощников хозяина, но Ахмед был уверен, что за глаза они говорят о нем с пренебрежением и насмешкой: бумажный червь, женщина в брюках, лизоблюд...
Поэтому, когда представилась возможность вместо диктофона и папки с бумагами взять в руки автомат, Ахмед ее не упустил. Здесь, в Лондоне, у хозяина под рукой не было армии, готовой по первому его слову собраться и выступить в поход в течение пяти минут. События последних дней заметно потрепали и проредили и без того немногочисленную охрану, и потому отданный Гамидом приказ прозвучал ясно и недвусмысленно: "...все, кто способен держать в руках оружие". Ахмед был молод, здоров и силен, так что он, несомненно, подпадал под это определение. Второй приказ Гамида, переданный по рации его заместителю, также оставлял Ахмеду некоторую свободу выбора. "Пятеро наверху, пятеро – в тоннель", – сказал заместитель начальника охраны Салех абу Саид, и Ахмед, прихватив с полки безотказный АК-47 с подствольным гранатометом, первым шагнул вперед, к квадратному провалу люка.
128 
