36 
– Мы не станем спешить, – сказала женщина, – у нас впереди только утро.
Глеб буркнул что-то невразумительное и тут же, чтобы Быстрицкая не стала допытываться, обнял ее. Обнимая, мельком взглянул на часы. У него был максимум час времени, большего он позволить себе не мог. Стараясь изображать полную беззаботность, Глеб предложил;
– Чем-нибудь помочь?
– Я все сделала сама, садись. Вот только бокалы принесу.
Оставшись один, Глеб чертыхнулся. На кухне прозрачно зазвенели бокалы. Быстрицкая принесла их на маленьком подносике. Свет свечей дробился в них, вспыхивал радужными огоньками. Такие же огоньки пробегали по вечернему платью женщины.
– Мне кажется, ты мыслями далеко отсюда.
– И да и нет, – усмехнулся Глеб. – Я вспоминаю то, как мы встретились с тобой.
– У нас не вечер воспоминаний, а вечер настоящего. Вспоминать нужно, когда мы далеко друг от друга.
– Я чувствую твое присутствие даже с закрытыми глазами, – пробормотал Сиверов и принялся откупоривать бутылку.
Бокалы, наполненные вином, заискрились с новой силой.
– Говорить не будем, – предложила Быстрицкая, – в словах всегда присутствует ложь.
– Но ее нет в чувствах. За любовь. Сиверов прикоснулся ободком бокала к ножке бокала в руках женщины и послал ей воздушный поцелуй через стол. Ирина специально расставила посуду так, чтобы сидели они не рядом, а как можно дальше друг от друга, чтобы Сиверову за вечер пришлось преодолеть расстояние, отделяющее их от объятий, от поцелуя.
Глеб начинал ненавидеть секундную стрелку на своих часах. Та бежала слишком прытко.
– За любовь.., и только? – спросила Быстрицкая, склонив голову набок, а недопитое вино в ее бокале отразилось в больших, умело подведенных глазах.
– Ты обещала не говорить тосты, в словах всегда припрятана ложь.
Женщина погрозила Глебу пальцем. Она ничего не ела, лишь смотрела, как ест Сиверов. Свечи чуть заметно уменьшились.
– Когда они погаснут, мы с тобой окажемся в темноте, – услышал Глеб.
Он тут же боковым зрением оценил высоту свечей. Получалось, что Ирина рассчитывала оказаться с ним в темноте через три часа – время, вполне достаточное для того, чтобы попробовать легких салатов, перейти к горячему и прикончить десерт.
– Все очень красиво, мне нравится. Ты просто прелесть.
– Я знаю, но ты не всегда помнишь об этом.
– Просто не всегда говорю, – оправдался Глеб, понимая, что слишком быстро ест для человека, который никуда не спешит, и скоро Ирина его раскусит.
– Я уже слегка пьяна от вина, – приложив узкую ладонь ко лбу, сказала женщина, – каждый напиток пьянит по-своему, в каждом есть свое очарование. Наверное, оно есть и в водке, но это чисто мужской напиток. Поскольку мужчины любят получать удовольствия сразу и большими дозами, потому и пьют водку стаканами.
– Надеюсь, это не про меня сказано, – Сиверов отпил микроскопический глоток вина, который смочил язык, так и не дойдя до горла.
Сиверов почувствовал себя последним мерзавцем, когда, избегая смотреть Ирине в глаза, обошел стол и обнял ее сзади, поцеловал в пахнущие лаком густые волосы.
– Ты спешишь, – прошептала Быстрицкая.
– Ты права, я опаздываю, – обреченно проговорил Глеб, успев-таки поцеловать женщину в мочку уха.
Быстрицкая напряглась и, хоть Глеб продолжал ее обнимать, попыталась отстраниться от него.
– Ты даже не просишь меня остаться, – вздохнул Глеб.
– Когда о чем-то приходится просить, то, даже получив желанное, понимаешь, что оно не настоящее, как и тот час, который ты провел со мной.
– Я вернусь, я скоро обязательно вернусь, как только смогу.
– Когда? Пройдет неделя? День? – женщина усмехнулась.
– Час-полтора, но это очень важно. Я не могу отложить встречу.
Быстрицкая пожала плечами:
– Не оправдывайся, это твои дела. Иди, я не держу, но только не удивляйся, если однажды, придя домой, ты найдешь здесь другого мужчину.
Сиверов хоть и понимал, что говорится это, чтобы подзадорить его, но почувствовал, как ему хочется сжать пальцы на плечах женщины и один раз тряхнуть ее, не зло, но так, чтобы она ощутила его силу. Вместо этого он нежно провел пальцами по щеке Ирины. Та никак не отреагировала.
– Праздник продолжается, – прошептала она, – четыре года – это очень много.
– Извини.
– Ты оправдываешься сейчас не передо мной, а перед собой, а это бессмысленно. В любом случае, ты прощаешь себя сам, мои желания для тебя ничего не значат.
36 
