Последние отзывы

  97  

Со временем там все пришло в упадок: дом, усадьба. Старые яблони засыхали, сад зарастал, а сестры все никак не могли договориться. Едва приезжала одна, как тут же появлялась другая, словно чувствовала соперницу. И разгорался очередной скандал. Тогда я предпочитал уходить в сад. До сих пор помню, как, будучи мальчишкой, с упоением повторял загадочные, непонятные названия, пробуя их на вкус, словно сами яблоки: штрифлинг, пепин-шафран, анис… Я еще помню изумительные кусты смородины. В июле их ветки провисали до самой земли под тяжестью плодов. Ягоды были кислые на вкус, но такие ароматные! Мама клала их в чашку, заваривая чай. Детство, ах, это детство!

Прошло несколько лет, мои отношения с родителями разладилась. И мать, и отец были против того образа жизни, который я вел. Против профессии, которую считали несерьезной. Особенно возмутились, когда узнали, что я подрабатываю манекенщиком. Я злился на родителей, и тетка стала мне ближе, чем кто бы то ни был. Вера часами могла обсуждать мать, и, каюсь, я был ее согласным собеседником.

Время шло, родители мне теперь откровенно мешали. Но я вынужден был жить с ними, с этими людьми, которые абсолютно меня не понимали! Мать была просто домашней курицей, она слишком уж меня опекала, причем такой мелочной, настойчивой заботой, что становилось тошно. От ее приставаний, советов, от немыслимого количества еды, которое она старалась в меня запихнуть. Отец же изводил дачными делами, разговорами о заводе, на котором работал, попытками развернуть меня лицом в сторону другой, «мужской», по его мнению, профессии. Для чего звал в гараж к работягам или на улицу, под березу — забивать в домино козла.

Со скуки я изучал типажи. Игроков в домино, маминых коллег. Забыл сказать, что отец-то мой был простым работягой, зато мать — директором детской библиотеки. За библиотеку я ей безмерно благодарен, потому что она не жаловала больничные, и с гипсом на сломанной руке или соплями в носу я оказывался там, среди книжных полок. Среди наваленных в книгохранилище журналов, которым пришел срок быть списанными из читального зала.

Именно среди этой макулатуры все и случилось: открылся невидимый кран, мысли потекли, словно вода, и я вдруг увидел свою жизнь с того момента, от той книжной полки, и до самого конца, до стакана с отравленным вином. А когда увидел, то уже ничего не захотел менять.

Меня как писателя она откровенно не жаловала. Моя читающая мать. Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь — они были титаны! А Павел Клишин — бездельник. Когда я говорил, что прежде чем стать классиком, Пушкин был той же попсой, она возмущенно махала на меня руками: "Паша, не смей, это же святое!" Она хотела, чтобы я женился, остепенился и стал работать в газете. Был нормальным человеком, а не болтался по случайным женщинам, пробавляясь случайными публикациями. Словом был сыном, которым можно гордиться.

Мои родители три года назад погибли в автокатастрофе. Что поделаешь, автомобиль — самый опасный вид транспорта. Некоторые обстоятельства этой трагедии мне и сейчас не хочется вспоминать. Умерла их общая родственница, смерть на время примирила враждующих сестер, они вместе ехали на поминки. Отец вез обеих на своей старенькой «копейке», дело было зимой, дорога скользкая, а на шипованную резину мать все время жаловалась. Уже за городом машина вдруг потеряла управление на опасном повороте, вылетела с трассы и упала в кювет. Снега в том году было мало, а склон оказался слишком крутой. Несколько раз машина перевернулась. Вера сидела сзади, и осталась жива. Отделалась переломом и огромными синяками. Она-то все потом и рассказала, перемежая повествование словами: "Ну что я могла, Паша, а? Что я могла?" Я невольно морщился. По словам врачей, отец погиб сразу, а мать была еще жива, когда Вера выползала на шоссе в ужасном, по ее собственным словам, состоянии. Она все время при этом говорила, что машин на дороге не было, первый попавшийся, в конце концов, телефонный автомат не работал. — Но не думаю, что тетка слишком спешила. В итоге мать потеряла много крови и умерла от переохлаждения. «Скорая» приехала поздно.

Вера продала дом наших предков, очень выгодно продала, она это умеет, и у фирмы «Вера» появился еще одни торговый павильон. Я не возражал. Уступил ей сразу, подписал бумаги. Потому что просто не хотел ее видеть. Конечно же, она вовремя не вызвала помощь не из меркантильных побуждений, а просто потому, что на шоссе не было машин. К ней теперь все равно вернулось это зло: ее фирма обанкротилась. И я ни за что не скажу Максу, чтобы он отсрочил платежи, хотя и имею на него некоторое влияние. Да что там! Огромное! Даже слишком, чтобы он мог в чем-то мне отказать.

  97