ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  32  

— Вот заразы, в рот ведь будут лезть, — посетовал Алексей.

— Ничего, не отравишься. Особенно, если чем-нибудь этаким запить. Ты водку-то будешь, Леонидов? — подмигнул Серега.

— Водку буду. — Алексей придвинул кастрюльку с мясом и вручил Барышеву шампур. — Угольки я нажег, можно закладывать.

Часа через полтора они, уже почти объевшиеся и захмелевшие, растянулись под яблоней на зеленой травке и принялись разглядывать плывущие по небу облака.

— Смотри, Серега, вон то — вылитый верблюд.

— Где? Какой верблюд? Это скат.

— Сам ты скат, у него же два горба! А за ним какая-то ящерица.

— Акула.

— Откуда морская тематика? Ты не в круиз собрался?

— Какой там круиз! К матери в Тамбовскую губернию. Будет мне круиз по двадцати соткам, на половине которых картошка посажена.

— Когда поедешь?

— В конце августа, на урожай.

— Вообще, по ассоциациям можно узнать самые заветные мысли и желания. Вот тебе то акулы в этих облаках мерещатся, то скаты, значит, на работе проблемы, какая-то хищная рыба норовит тебя сожрать.

— Не будем о неприятном. Если тебе в белом и пушистом видится верблюд, это что?

— А я верблюд и есть, — усмехнулся Алексей. — Еще и убийство писателя на себя навьючил. До кучи, значит.

— Кстати, разобрался с его шедеврами?

— У тебя хотел кое-что спросить. Ты сейчас как?

— Ну если больше пить не будем, то вполне. Неси творение. Как там оно называется?

— «Смерть на даче».

Алексей оглянулся: женщины заняты беседой. Сережка наелся шашлыков и убежал к друзьям. Все при деле. Дамы загорают, дети играют. И он пошел в дом, за папкой. Когда вернулся под яблоню, они с Серегой склонились над «Смертью».

— Так, ну это про тебя и Сашу, — сказал Барышев, возвращая несколько листков. — Гнусно, ничего не скажешь! Мерзкий тип, рожу бы ему набить, да помер, к несчастью.

— А дальше не интересно. То есть следствию не интересно, а мне так даже очень. Он пишет о себе, про писательские муки, про то, что ни в чем не виноват.

— И что? Где мысль?

— Я тут подчеркнул интересные места. Ты послушай. Нет, не смотри сюда, а так, на слух. Что тебе это напоминает? — Леонидов отодвинулся и с выражением зачитал: — «Истина — это не последняя, а предпоследняя инстанция, последней всегда остается вера, хотя она слепа, а истина зряча. Выходит, что в человеке главенствуют слепые чувства, так кто он после этого?»

— Философ. Не любил парень людей, а?

— Вот еще: «Семья — это попытка установить более тесные узы с людьми, которые кажутся тебе близкими по духу, но в итоге оказывается, что все они только притворялись и хотели тебя использовать. Так надо ли?».

— Не женат, значит, был парень, а?

— Именно. «Любовь — это слепой инстинкт, инстинкт размножения. Отсутствие в ней логики подразумевает под собой отсутствие разума, отсутствие разума — отсутствие воли, а отсутствие воли — полную деградацию личности. Значит любовь — низшее из чувств, так почему в честь него слагают поэмы?»

— Он что, псих?

— Именно! А вот еще: «У меня свой бог, назвать меня неверующим нельзя, но то, во что верю я, для других неприемлемо. Поэтому со своей жизнью я имею право поступать согласно своей религии, а она повелевает не дожидаться, а действовать». Ну? Серега?

— Стой-стой. Так выходит, он того? — Бары-шев задумался.

— Улови мысль: три заданных вопроса и один ответ: «…со своей жизнью имею право поступить…»

— Самоубийца?

— Вот. И я так подумал! Клишин страдал манией величия! Видимо, смотрел ту же передачу, что и я. О гениях, способных предсказать свою смерть и безропотно на нее идущих. Но для этого он должен был прославиться! Им бьш задуман неплохой спектакль, голова у парня варила: умудрился и к Саше зайти, и платок стащить, и пуговицу от моей рубашки отодрать. Зачем подставлял? Мстил за детскую обиду? Такой зрелый, сложившийся человек, писатель, красавец, талант и помнить про какую-то девчонку? Не поверю!

— Тогда что? Ты понял?

— Сначала подумал, что "понял. После десяти листов этого чтения был уверен, что Клишин — самоубийца. Но где тут логика? Да, его не пуб-ликовали, но Павел Андреевич не бедствовал. Дачку ты сам видел, дамочки по нем с ума сходили, и дамочки, заметь, не бедные. Мужчинка бьш не из дешевых. Да и статейки в газеты он пописывал, гонорары получал. Славы не было, это да. Но ведь непризнанные гении тем и утешаются, что прославятся после смерти. Он и хотел! Но…

  32