ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  143  

— Ну а ты? — спросил Мещеряков. Он подумал, что, расскажи ему подобную историю кто-то другой, оставалось бы только рассмеяться. Но это был не кто-то другой, а Забродов, так что полковнику было не до смеха.

— А что — я? Взорвался, уплыл в открытое море и утонул к чертям в пяти милях от побережья Северной Калифорнии… Ты же видишь, что я — вот он, сижу перед тобой и травлю байки. Меня подобрали ребята со сторожевика. Правда, я пошел другим курсом, в стороне от острова, и они догнали меня уже в нейтральных водах. Хорошо еще, что заметили.

— А бомба?

— Какая еще бомба? Ты что, на самом деле решил, что я все это время таскал за собой бомбу? Меня ты, конечно, можешь считать умственно отсталым, но Федотов — твой прямой начальник. Считать генерала чокнутым — грубейшее нарушение субординации, ведущее к самым неприятным последствиям. Не было никакой бомбы, Андрюха. Петарда была — китайская, с рынка. Простенькая электронная схема. А заряд оттуда сразу вынули. Даже не знаю, чего Брузгин в чемодан вместо него напихал — песка или камней…

Мещеряков некоторое время молча хлопал глазами, а потом неуверенно улыбнулся.

— То есть ты хочешь сказать, что взял всю эту банду на понт? — спросил он наконец.

Забродов самодовольно ухмыльнулся и ничего не ответил.

— Ну ты кретин, — удивленно протянул Мещеряков. — Такого фортеля я не ожидал даже от тебя. Слушай, почем ты ничего не делаешь по-человечески? Что это за манера вечно выворачивать все наизнанку?

— Не понимаю, — тараща на него наивные глаза, сказал Забродов. По-твоему, устроить японцам еще одну Хиросиму было бы по-человечески?

— Тьфу на тебя, — проворчал Мещеряков. — Ну и что ты сделал с чемоданом?

— Выбросил конечно, — ответил Иларион. — Только сначала показал командиру сторожевика. Он, понимаешь, просто умирал от любопытства. Пришлось показать.

Мещеряков хмыкнул. Иларион конечно же был сумасшедшим, но полковник дорого бы отдал за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на физиономию командира сторожевого катера, когда Забродов открыл перед ним свой легендарный чемодан. Хорошо, что наши моряки — крепкие ребята, подумал Мещеряков. А то не миновать бы и им инфаркта…

— И что он сказал?

— Сказал, что такого чучела в жизни не видывал, — смущенно признался Иларион.

— Спорю на свои анализы, что он имел в виду не чемодан, — сказал полковник.

Забродов опять ограничился ухмылкой. Мещеряков отвернулся и стал смотреть в окно, где на фоне свежей белизны чернели голые ветви деревьев и расчищенные дорожки больничного парка. Первый снегопад пришел в Москву с большим опозданием, но он все равно оказался неожиданным после теплой осени. О том, что осень в этом году была просто сказочная, говорили все, и Мещерякову оставалось лишь раздражаться по поводу этих всеобщих восторгов, поскольку он провел большую часть осени в болезненном забытьи, прикованный к госпитальной койке. Полковник смотрел в окно, стараясь избавиться от неприятного осадка, вызванного не столько рассказом Забродова, сколько тем, о чем Иларион умолчал. У Мещерякова было такое чувство, словно он, проснувшись поутру, из выпуска телевизионных новостей узнал, что, пока он спал, вокруг его кровати прошелся торнадо. Там, за окном, по первому снегу деловито спешили куда-то тысячи людей, не имевших даже понятия о том, что только что совершили головокружительную прогулку над пропастью по тоненькой проволочке. Они ничего не знали; более того, сколько бы они ни кричали о гласности и свободе выбора, они ничего не хотели знать и предпочитали, чтобы выбор за них делал кто-то другой.

«Свобода — страшная штука, — подумал Мещеряков. — Благополучие, пусть даже очень относительное, и безопасность, хотя бы и призрачная, требуют полного отказа от свободы Свобода — это ответственность, это не только право, но и, увы, обязанность все решать самому. А решать порой так непросто… Даже за себя одного. Что уж говорить о тех, кто обременен семьей! Да ну ее к дьяволу, такую свободу! Кому захочется быть белой вороной?

Наверное, это одна из причин, почему Забродов так и не обзавелся семьей. Он один из тех немногих чудаков, которые предпочитают всегда принимать решения самостоятельно. И отвечать за последствия этих решений тоже…»

— Старый пруд, — вдруг негромко произнес Забродов. — Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине.

— Не понял, — сказал Мещеряков. — Это еще что такое?

  143