Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
34 
– Никуда не денется, – сказал Илья, через плечо бросая взгляд на истерзанную, изнасилованную девушку.
Катя уже не могла и плакать. Она лежала в луже, обессиленная.
Братья отправились наверх, в дом, и принялись жрать, переглядываясь и пересказывая друг другу свои бесчинства. Они смаковали подробности, хихикали. Затем, наевшись и отдохнув, вновь бросили пальцы, кому спускаться первым в подвал.
И на этот раз выпало, что первым пойдет Григорий. Он вернулся на удивление быстро. В подвал двинулся Илья. За ночь они спускались к пленнице дважды.
Мать хорошо слышала и прекрасно знала, чем занимаются ее любимые сыночки, но ничего не предпринимала. Она, как всякая мать, жалела своих детей и желала им добра.
«Пусть потешатся, пусть, – думала женщина, время от времени открывая глаза и приподнимая голову от подушки. – Это ничего, ничего, мужчины без этого не могут. А ей, сучке, поделом! Экая мерзавка!»
Двое суток, сорок восемь часов, в холодном подвале, поливая ледяной водой, били, мучили, истязали, насиловали Королеву братья Вырезубовы. Возможно, это все продолжалось бы еще несколько дней, но Наталья Евдокимовна ночью, войдя в спальню и посмотрев на своих уставших, разметавшихся на постелях сыновей, решила: “С этим пора кончать. Эта сучка все силы из мальчиков вытянет. И так два дня уже ничего по дому не делают, цветы не подрезают, поливают лишь бы как. Да и мальчики исхудали, стали бледные, и в глазах что у Ильи, что у Гриши появился нехороший блеск”.
Пока ее сыновья спали, Наталья Евдокимовна в длинной, до пят, ночной рубашке направилась в оранжерею. Она легко сдвинула два здоровенных поддона с черной землей, подняла крышку люка, зажгла свет и неторопливо, величаво спустилась в подземелье.
Катя сидела, зажав в руках кусок черного хлеба, размокшего и грязного. Наталья Евдокимовна держала руки за спиной. Она посмотрела на девушку строго – так, как участковый смотрит на бомжа, которого застал на лестничной площадке под радиатором.
– Отпустите! – пробормотала девушка каким-то загробным голосом.
– Куда тебя отпустить, сучка? Понравилась ты моим мальчикам, ходят к тебе, поспать им некогда, работу забросили.
– Вот и отпустите меня, отпустите! Вы же женщина… Я не виновата…
– Да, я женщина, – сказала Наталья Евдокимовна, – и мать.
– Вот и сжальтесь надо мной! Я никому ничего не скажу, только отпустите!
Наталья Евдокимовна сделала два шага к сидящей на полу девушке.
– Нет, я тебя не отпущу, отсюда живыми не выходят, – Вырезубова произнесла эти слова буднично и спокойно. Холод пронзил уже все видавшую и все пережившую Королеву. – Никто отсюда живым не выходит, никто!
Из-за спины Вырезубовой появился топор с широким, остро отточенным лезвием. Катя вскинула руки, пытаясь защититься.
Наталья Евдокимовна нанесла первый удар. Сильный удар пришелся по рукам и по плечу. Хрустнула перерубленная, разломанная ключица. Девушка отшатнулась к стене, а Наталья Евдокимовна принялась рубить, нанося удар за ударом. Она искромсала тело так, словно хотела уничтожить саму память о Королевой. Ее ночная рубаха, руки, лицо были забрызганы кровью. Кровь заливала даже стены, потолок. Королева уже давным-давно была мертва, а Вырезубова все еще продолжала рубить искромсанное тело.
Наконец остановилась, держа топор в правой руке. Вытерла вспотевшее лицо, поправила волосы и неторопливо, торжественно, с топором в руках направилась по лестнице вверх. Она вошла в спальню своих сыновей, зажгла свет. За окном уже брезжил рассвет.
– Вставайте, – сказала женщина. Братья тут же открыли глаза, оторвали головы от подушек. Такой свою мать они еще не видели.
– Мама, что с вами? – выкрикнул Григорий.
– Сиди, – строго прикрикнула на него женщина, – я эту сучку зарубила.
– Правильно сделали, – сказал Илья.
– Сама знаю, что правильно. Пойдете и все уберете, а завтра с утра за работу. Оранжерею запустили, мерзавцы! Не могу же я одна за всем смотреть, по дому управляться, все в чистоте содержать, еду вам готовить, кормить живоглотов, за цветами ухаживать. Кусты скоро совсем товарный вид потеряют.
– Мама, мы все исправим, исправим, – испуганно заговорил Григорий, – Вот и исправляйте. А я посмотрю. Кстати, мясо сложите в холодильник и аккуратно, чтобы нигде ни капельки крови не осталось и чтобы все было чисто. Проказники, – уже ласково произнесла Вырезубова и с окровавленным топором в руке пошла в столовую.
34 
