Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
72 
– Ну и что? Рацию мы быстренько – об стену...
– Кто б сомневался.
– Ну, так идем? – Анка прищурилась. – Только не говори, что ты у драконьего пастуха заразился ясновиденьем и у тебя дурное предчувствие...
– Да нет, ничего подобного.
Она усмехнулась:
– Сталкер, можешь кинуть гайку?
– Легко.
– В чем тогда задержка?
Легонько вздохнув, Мазур покосился на свой рюкзак, за время пути заметно отощавший, – но два кило необработанных алмазов там, ясное дело, по-прежнему пребывали.
– Ладно, – сказал он решительно. – Только, думается мне, нужно и автоматы, и поклажу припрятать пока что. На этакое сонное царство нам и револьверов хватит, ежели что...
– Резонно, – сказала Анка. – Документы берем?
– А почему бы и нет? Лесной корпус – это вполне кошерно. Изучаем возможности устройства здесь нового заповедника. Услышав такую легенду, местные нас на руках по главной улице пронесут. Заповедник – это туристы, а туристы – это дурные деньги... Идем к баракам, осматриваемся, нейтрализуем все, что может представлять неудобства, хватаем машину, если на ходу…
– Да на ходу она, сразу видно.
– Тем лучше, – сказал Мазур. – Хватаем машину, забираем поклажу и мчимся в город, не забыв расколошматить рацию...
– Если она есть.
– Должна быть. Тот сурок, судя по сытой и довольной роже – не иначе как староста. Должна быть рация... Ты оружия при нем не заметила?
– Нет.
– Я тоже. Значит, все просто...
Пригибаясь, чтобы не высунуться ненароком над кустарником, он отошел, пригляделся к зарослям и отыскал подходящее местечко. Там, где ветви – корявые, покрытые клейкими длинными листочками и бурыми двойными колючками, – достигали земли. Осторожно, чтобы не исцарапаться, приподнял ветки прикладом автомата, запихал туда рюкзаки, потом и автоматы. Отступил на шаг, присмотрелся. Уже отсюда ничегошеньки не видно. Значит, надежно. За все три часа, что они в зарослях просидели, ни единая живая душа сюда не сунулась – ни люди, ни домашние животные. Отсюда легко сделать вывод, что место малопосещаемое. Четверть часика драгоценная поклажа пролежит...
– Ну, с Богом... – сказал он. – Пошли... нет, не туда!
Они сделали немаленький крюк и вышли на дорогу – чтобы не выглядеть подозрительными людьми, пришедшими со стороны чащобы. В полный рост, не скрываясь, двинулись по дороге к деревне.
Первыми их, как и следовало ожидать, заметили детишки, игравшие со щенком у крайнего дома. Не завопили, наутек не пустились – воззрились с любопытством, но без особого удивления. Следовательно, можно сделать вывод, что белый человек им не в диковину. Правда, едва Мазур с Анкой прошли мимо, детвора, забыв о щенке, на почтительном отдалении двинулась следом, но это опять-таки было не более чем простым любопытством.
И сидевший у входа старикан с длиннющей трубкой во рту смотрел на идущих без малейшего удивления, скорее равнодушно... Они шагали прямо к баракам. Ни малейшей угрозы в поле зрения, скорее наоборот – никто не думал ради них отрываться от дела, только ребятишки тащились следом, как привязанные.
Они оказались у машины. На взгляд Мазура, ни малейшего изъяна, хоть сейчас прыгай за руль и лихо уносись в облаке пыли... Вокруг стояла безмятежная тишина, из-за угла появился худющий подросток в желтой майке и домотканых штанах по колено, мельком поглядел на Мазура с Анкой и прошел мимо, присел на корточки у радиатора машины, разглядывая ее с вялым интересом. Изнутри, из барака, доносилось размеренное клацанье, вроде бы не связанное ни с чем милитаристским.
Они поднялись по трем ступенькам расхлябанного деревянного крылечка. Входная дверь была открыта, так что стучать не пришлось. Вся внутренность барака оказалась одной-единственной большой комнатой, не разгороженной перегородками. На стене справа висело несколько картинок, имевших внешние признаки наглядной агитации: портрет президента (точнее, цветная фотография не лучшего качества и скромного размера), пара плакатов с сиявшим над белым городом солнцем, могучими белозубыми крестьянами, куда-то шагавшими колонной с мотыгами на плечах и идиотскими улыбками, а также антиспидовскими лозунгами, проиллюстрированными перечеркнутыми шприцами и самокрутками с местной дурью. Красный уголок, ага. «Сурок» сидел за ветхим столом в торце барака. За спиной у него красовался пыльный государственный флаг, а сам он старательно, двумя пальцами, выстукивал что-то на пишущей машинке, которая, по первому впечатлению, была антиквариатом еще при португальцах. Точно, крайне походило на мэрию – с учетом окружающей убогости.
72 
