Последние отзывы

  38  

– Господа... – внушительно произнес Кавулу хорошо поставленным голосом опытного оратора, – мы собрались здесь, чтобы должным образом отметить заслуги нашего друга, адмирала Мазура, который, не щадя сил, с опасностью для жизни, боролся с посланными из-за рубежа террористами, намеренными злодейским образом вредить республике. Не буду говорить длинных речей и славословить, наш друг – человек невероятно скромный и не стремится к выпячиванию его заслуг. Я всего лишь хочу выразить искреннюю, горячую благодарность от лица республики и провозгласить адмирала Мазура кавалером командорской звезды ордена Свободы...

Он величественно вышел из-за стола, при этом на боку у него обнаружилась шпага с позолоченным, а может, и золотым затейливым эфесом, прихватил со стола синюю папку и здоровенную синюю коробку, подошел к Мазуру, раскрыл эту самую коробку и достал из нее внушительных размеров звезду, этакую снежинку размером с ладонь, сверкавшую бриллиантовым блеском и цветной эмалью. Не глядя, ткнул пустую коробку в сторону от себя – там тут же обнаружился адъютант, подхвативший ее и на цыпочках унесший куда-то в глубь кабинета. Президент же, сделав значительное лицо, сноровисто, с большим опытом прикрепил звезду на правую сторону белоснежного Мазурова пиджака. Пиджак мгновенно обвис с этой стороны – судя по весу, регалия была не позолоченная, а целиком отлитая из презренного металла.

Мазур, старательно стоя навытяжку, поклонился. В душе у него при этом не происходило ровным счетом ничего возвышенного, наоборот, было невероятно скучно. Ему столько раз вешали на грудь разнообразнейшие побрякушки лидеры экзотических стран, что это давно утратило всякую прелесть новизны. Было скучно и занудно – еще одна бляха в дополнение к тому вороху, что валялся дома в серванте.

Оказавшись с президентом лицом к лицу, он рассмотрел, что узоры на погонах Кавулу не вышиты золотой нитью, а отлиты из золота целиком. Тяжесть должна быть нешуточной, едва ли не по полкило на каждом плече. Да и ордена увесистые. Среди фантазийных местных, между прочим, присутствуют с полдюжины с е р ь е з н ы х, европейских, достаточно старых и респектабельных. Почетного Легиона, к слову, и у дорогого Леонида Ильича Брежнева вроде бы не было. А уж ордена Бани – точно. Балуют президента европейские демократии и монархии – надо полагать, за его ворчливость...

Президент бросил выразительный взгляд на присутствующих – и они, получив недвусмысленный сигнал, дружненько у р е з а л и шумные аплодисменты, так и не перешедшие, правда, в овацию, чему Мазур нисколечко не огорчился. Единственное, о чем он думал – пиджак отвис на одну сторону совершенно по-дурацки...

Он вновь занял свое место в недлинной шеренге штатских, так и не узрев официанта с подносом, – мог бы, отец нации, и на бокал шампанского разориться... Когда по некоему невидимому, но, несомненно, поданному сигналу все повернулись и стали двигаться к выходу из огромного кабинета, Мазур, понятое дело, направился за остальными, но рядом бесшумно вырос адъютант и почтительно придержал за локоть:

– Сэр, президент хотел бы побеседовать с вами наедине...

Что тут поделаешь? Пришлось остаться. Адъютант, вытянувшись стойким оловянным солдатиком, распахнул дверь в дальнем конце кабинета, президент, величественный, как монумент самому себе, прошел туда первым, а следом направился и Мазур.

За дверью обнаружилась хотя и обширная, но начисто лишенная той дурной роскоши, что блистала в кабинете, комната. Ни единого квадратного дюйма позолоты, ни одной антикварной картины, никаких беломраморных бюстов, украшавших кабинет. Стол, кресла, уютный диван, холодильник в углу.

Адъютант остался в кабинете. Сделав несколько шагов внутрь следом за Кавулу, Мазур выжидательно остановился.

Оглянувшись на него с хитрым видом, президент словно бы вмиг растерял изрядную долю вальяжности. Он снял фуражку и ловко метнул ее через всю комнату, так что она повисла на крючке. Отстегнул шпагу, небрежно швырнул ее на диван, потом, откровенно ухмыляясь, сбросил алую ленту, снял белоснежный китель и, не глядя, кинул его поверх шпаги. С самым небрежным видом закатав рукава накрахмаленной рубашки, достал из высокого холодильника черную бутылку, два стакана, кивнул в сторону стола:

– Садитесь, дорогой адмирал. Не возражаете, если мы попросту?

Ловко вогнал штопор в осмоленную пробку, выдернул ее так привычно и хватко, что любой российский пьяница замер бы восхищенно. Протянул Мазуру бокал, плюхнулся в кресло и сказал абсолютно не державным тоном:

  38