Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
37 
– И где они теперь, твои принципы?
– До чего я ненавижу твою гнилую ментовскую натуру!
Сандульский взвился, будто ткнули шилом в его жирную задницу.
– Врежь мне по морде. Или слабо?
– Сучий потрох… – выругался Сандульский. – Думаешь, испугаюсь?
– Наверное, нет. Ладно, воспоминаний достаточно. У меня работы по горло. Рассказывай дальше.
Сандульский остыл, немного помедлил, собираясь с мыслями, а затем сказал:
– Он требует, чтобы я продал ресторан.
– Даже так? И кому?
– Свояченице.
– Это значит – лично ему.
Сандульский тяжело вздохнул.
– Дураку ясно, – сказал он тоскливо.
– Так продай – и дело с концом.
– За ту сумму, что он предложил, нельзя купить даже паршивый киоск!
– Не будь таким жадным. Бери, что дают. – Не издевайся! Мне и так тяжело.
– Извини. Я и не думал издеваться. Просто когда предлагают выбор – деньги, пусть и малые, или долгое путешествие в бесконечность, рекомендуется первое.
– Ты всегда любил афоризмы! Причем здесь выбор?
– А ты не понял?
– Что я должен понять?
– Мой прогноз оправдался. Ты дождался наезда. Притом, очень серьезного. Ты загнан в угол и стоишь под прицелом. Помнишь, что я тебе говорил?
– Да говорил, говорил! Можно подумать, что я не предполагал нечто подобное.
– Я знаю, почему ты в последнюю нашу встречу был таким борзым. Потому что тогда еще у тебя была достаточно надежная "крыша". Твой ресторан прикрывал Заруба, не так ли?
– Так, – уныло согласился Сандульский.
– А теперь, – продолжил я, – когда его, по-моему, две недели назад, завалили, ты остался гол как сокол, и у всех на виду. Что называется, берите меня тепленьким и даже без перчаток. Верно? – Угадал.
– Возможно, Зарубу пришили по указке Сторожука, коль так скоро он объявился – это чтобы никто не опередил.
– Что мне делать, что делать, Серега?
– Ты у меня просишь защиты или совета?! – И того, и другого…
Жорж немного помялся и продолжил: – Денег я не предлагаю… знаю, что не возьмешь, но по старой дружбе…
– Как же, ты предложишь… Да у тебя прошлогоднего снега не выпросишь.
– Сколько? – с отчаянием обреченного воскликнул Сандульский. – Десять, двадцать штук – говори!
– Мои услуги, Жорж, стоят намного дороже.
– Так ведь я предлагаю в долларах!
– И я об этом же. Твой ресторан, по самым скромным подсчетам, тянет эдак на полтора миллиона. Естественно, баксов. А с пристройками, транспортом (в том числе и твоим новеньким "мерсом"), оборудованием, товаром – гораздо больше.
– Когда это ты успел подсчитать?
– Я всегда любил арифметику.
– Может, в пай войдешь? – осторожно поинтересовался Сандульский.
– Возможно. Но только не по части коммерции.
– Не понял…
– Я возвращаюсь к своему предложению – сдай Сторожука. Тебе уже терять нечего: или по миру пойдешь без гроша в кармане, или… – Что значит – "или"? – Сам знаешь, как это бывает с чересчур строптивыми, – у бандитов пощады не жди.
– Но они меня потом все равно достанут!
– Как сказать. Ты ведь не несешь ответственности за работу спецслужб, которые без твоего ведома понатыкали в ресторане "жучков" и видеокамер?
– Конечно, нет. Я им не указ.
– Вот именно. Нам главное все задокументировать, а на суде, под давлением неопровержимых улик, ты признаешься, что Сторожук и впрямь на тебя давил. Кто тогда бросит камень в твой огород?
– Никто, – оживился Жорж.
– Тем более, я подтвержу, что ты сном-духом не знал о нашей операции.
– Нужно подумать…
– Скорее думай, а то можешь не успеть даже в последний вагон.
– Я позвоню… вечером…
– Буду ждать. Не дрейфь, выплывем.
Если бы Сандульский только мог предположить, что я затевал…
Киллер
Мужичишка был ростом, что называется, с ноготок. Его лицо, изборожденное ранними морщинами, напоминало мордочку вечно голодного хорька.
Несмотря на теплынь, на его узких плечах красовалась засаленная телогрейка, из-под которой выглядывала флотская тельняшка. В руках он держал двустволку, и по той изящной небрежности, которая присуща людям тертым, сжившимся с оружием, я понял, что он может при необходимости нажать на спуск не задумываясь. – Че стучишься? Каво нада? Голос у него был хрипловатый, будто спросонку. – Чиж, это я. Открывай быстрей, бляха-муха, и уйми своих псов.
Сидор еще раз пнул ногой невзрачные ворота.
– Длинный? – удивился мужичишка. – Щас открою… Ша, ублюдки лохматые! – заорал он на собак. – Пшли вон!
37 
