Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
62 
Мазур прекрасно видел, как Лаврик взмыл с корточек. Столь бесшумно, целеустремленно и хватко, что показалось на миг, будто он раздвоился. Оттолкнулся левой ногой, в перевороте оперся на правую, поменяв траекторию и положение тела, ребром ладони припечатав Ковбоя так, что послышался сухой деревянный стук, перехватил обмякшее тело, перелетая через него, вырвал из ножен кинжал-плавник…
Как в доподлинные старые времена, когда они окаянствовали в далеких экзотических краях, – не подкачал, упырь старый…
Лезвие сверкнуло у Мазура меж щиколоток, единым махом перехватив веревки. На миг замерев в совершенно не свойственной человеку позе, Лаврик прислушался к происходящему за стенами палатки – то бишь к полному отсутствию чего-либо происходящего, – в два счета разделался с веревками на запястьях, потом над самым ухом у Мазура что-то мерзко скрежетнуло – это Лаврик, надо полагать, отпер наручники острием ножа. И, отвернувшись, занялся Катей.
Мазур тоже не терял ни секунды. Он выхватил из-под спальника свой пистолет, снял с предохранителя и, пользуясь имевшимися в распоряжении секундами, проворно запрыгнул в камуфляжные штаны. Воевать в одних трусах как-то неудобно и неловко – а вот обувью пока что можно и пренебречь…
– Вяжи сучонка, – шепотом, сквозь зубы распорядился Лаврик.
Мазур огляделся, увидел моток веревки, от которой как раз и отхватывали куски, чтобы спутать их с Катей. Моментально управился с бесчувственным Ковбоем, тяжеленным, тихонечко постанывавшим. Недолго думая, зажал ему пальцами нос и в распахнувшийся рот забил в виде кляпа собственные носки, первое, что попалось под руку, – садизм, конечно, но ничего другого в пределах видимости не имеется.
Поднял голову. Катя уже торопливо натягивала на себя камуфляж, и Мазуру понравилось выражение ее лица – никаких намеков на дамские истерики и вообще посторонние эмоции, наш старый упырь умеет подбирать кадры…
В общем, все в порядке. Те, что снаружи, ничего не должны заподозрить. Ковбой их предусмотрительно держал в отдалении и не велел навязывать свое общество, а дисциплинка у него, похоже, налажена. Ни черта, прорвемся… Благо оружие из палатки никто не уносил, вон оно, в полном комплекте и неприкосновенности…
Ковбой шевельнулся. Несколькими энергичными жестами Лаврик объяснил Кате задачу, и она, кивнув, расположилась с автоматом у входа. Мазур на миг расслабился, радуясь ее счастливому избавлению, но тут же прогнал эмоции, потому что расслабляться было рано, веселуха продолжалась…
Перевернув Ковбоя на спину, Лаврик непринужденно уселся ему на грудь, поигрывая ножом. Мазур стоял рядом, вполглаза наблюдая за входом в палатку и держа ушки на макушке. Вокруг, как он ни прислушивался, стояла благостная тишина, только на кухне, судя по звукам, та дебелая бабища возилась с посудой, – ее, конечно же, изменения жизни никак не коснулись, при любых переворотах и вообще смене власти, в огромной империи дело происходит или в небольшом лагере гробокопателей, обслуга вроде поварих, лакеев и прочих привратников как ни в чем не бывало остается на прежних местах, при прежних заботах, потому что жрать победителям хочется столь же часто и вкусно, как побежденным…
В глазах Ковбоя, Мазур видел со своего места, появилось вполне осмысленное выражение. Как и следовало ожидать, сытая физиономия первым делом перекосилась от ярости – вполне объяснимо в его положении, будем великодушны, – он дернулся, отчаянно пытаясь выпихнуть языком Мазуровы носки, не стоячие, конечно, но и не похожие на крахмальную манишку…
Лаврик точно рассчитанным движением вмазал ему по скуле тыльной стороной руки с ножом:
– Ты, жопа с ручкой! Лежать тихонечко, не дергать ни единой псевдоподией! Я кому сказал?!
И с отрешенной, вполне равнодушной физиономией выставил жутковатый ножище так, что Ковбой, дернувшись самую чуточку, непременно напоролся бы на кончик лезвия глазным яблоком. А поскольку пленник уже, как выражаются психиатры, был полностью ориентирован во времени и пространстве, то сговорчиво замер. И все равно Лаврик добавил для пущей надежности:
– Дернись у меня – и получится из тебя Лихо одноглазое… Ну, ты, сука, уяснил свое печальное положение? Во всей его трагической безнадежности? Если уяснил, моргни!
После секундного промедления Ковбой старательно зажмурился.
– Отрадно видеть, – хмыкнул Лаврик. – Лежи, сука, как эмбрион, и осознавай себе потихонечку, что я с тобой могу сделать, потрох сучий…
62 
