очень нудно 
15 
Ни один из благородных господ не обратил никакого внимания на пропажу слуг – какой дворянин станет подмечать такие мелочи? Точно так же ни один из гостей не приглядывался к лицам многочисленных слуг – не родился еще тот дворянин, что сможет отличить одного лакея от другого или запомнить хоть одного без особых на то причин. А меж тем тот, кто знал в лицо гвардейцев кардинала, мог бы при некотором напряжении ума найти странное сходство меж ними и этими самыми слугами – сходство столь полное, что человек, мистически настроенный, мог бы усмотреть тут дьявольские козни.
Но не нашлось ни внимательных, ни мистически настроенных. Один д’Артаньян, то и дело обнаруживавший знакомых среди лакеев, в конце концов понял, что все они без исключения еще вчера носили совсем другую одежду и шпагу в придачу…
Он держался в стороне – поскольку главный план заговорщиков отводил ему третьестепенную роль. А потаенный еще не вступил в действие…
Однако ему очень быстро напомнили, что внутри заговора существует еще парочка других, гораздо меньшего размаха, но, пожалуй что, более опасных, чем главный…
Незнакомый дворянин, улучив момент, когда они оказались одни в отдаленном углу, приблизился к нему вплотную и тихо сообщил:
– Арамис, вам передает привет барон Шеффилд…
– Я понял, – сказал д’Артаньян с непроницаемым лицом. – Значит, это вы должны мне сопутствовать?
– Да. Шевалье де Бриенн, к вашим услугам. Нам с вами предстоит, когда вареный рак окажется на булавке, позаботиться о герцоге Анжуйском, а вон тот дворянин окажет любезность принцу Конде… Вы, часом, не колеблетесь?
– Вы плохо меня знаете, дорогой Бриенн, – ответил д’Артаньян сквозь зубы. – Все пройдет отлично…
На самом деле он волновался – настолько, что впору было осушить целый кувшин мелиссовой воды[9]. То, что должно было случиться, не походило ни на поединок, ни на хитросплетения тайной войны, к которым он уже успел прикоснуться. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, и д’Артаньян поначалу удивлялся, отчего окружающие не слышат его отчаянный стук, прямо-таки шумную барабанную дробь…
Дверь большого зала распахнулась, вышел представительный мажордом – единственный настоящий слуга в эту минуту – и объявил торжественно, звучно:
– Гостей просят пожаловать к столу! Его высокопреосвященство выйдет чуть позже и заранее извиняется за овладевший им недуг…
Первыми в зал двинулись герцог Анжуйский и принц. Длинный стол ломился от яств и бутылок – декорации требовали полнейшего правдоподобия, – вдоль стен выстроились подтянутые лакеи. Их аккуратные шеренги перемежались высокими драпировками, повешанными буквально час назад. Де Бриенн и мрачный дворянин в сером камзоле неотступно держались поблизости от герцога с принцем – а значит, д’Артаньяну предстояло не спускать глаз именно с них. Об остальных, его заверили, найдется кому позаботиться…
– Его высокопреосвященство кардинал-министр!
Всякий непосвященный наблюдатель мог бы поклясться, что кардинал Ришелье и в самом деле поражен недугом: его почтительно вели под руки двое слуг, передвигался он с трудом, вместо кардинальской мантии на нем была обычная сутана с опущенным на лицо капюшоном. Шаркая ногами, кардинал грузно и неуклюже опустился в кресло с резными подлокотниками, сгорбившись, словно ослабли поддерживавшие его невидимые нити. Д’Артаньян заметил, как несколько человек обменялись быстрыми, злорадными взглядами, – желанная добыча выглядела еще доступнее и беззащитнее, чем предполагалось…
«Наш кардинал – великий актер, – подумал д’Артаньян. – Так убедительно представить хворь и немощь…»
Он не сразу понял, когда все началось. Просто-напросто слева от него, совсем близко, вдруг послышалась резкая перепалка, с каждым мигом становившаяся все ожесточеннее и громче. Гости, так и не успевшие сесть за стол, с наигранным изумлением смотрели в ту сторону – и одновременно как бы невзначай расступались, оставляя проход, ведущий от ссорившихся прямо к креслу кардинала. Что до Ришелье, он восседал в той же позе, сгорбившись и положив руки с расслабленными, растопыренными пальцами на широкие подлокотники, казалось, глухой и слепой ко всему происходящему.
– Да разнимите же их! – воскликнул кто-то, не трогаясь, впрочем, с места.
– Черт побери, я заставлю вас смыть оскорбление кровью! И немедленно!
– Что ж, извольте!
15 
