Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
47 
Его слова звучали все тише, а сам он становился все прозрачнее, пока не исчез окончательно. Но тут же у двери сгустился насыщенный серебристым лунным сиянием воздух, и появились оба болвана, одинаковые с лица, глупо ухмылявшиеся. Двинулись к Ольге, гундя:
– Хозяйка, давай работу… От безделья с души воротит…
– А душа-то у вас есть, бессмысленные? – усмехнулась она уже без всякой робости.
– Откуда? – прогудел тот, что справа. – Но говорится так, вот и нахватались у людишек… Работу давай!
Волной накатился уже знакомый запах мокнущего в затхлой воде чурбана, к ней протянулись грубые лапищи. Но она словно прожила с момента пробуждения посреди ночи не пару часов, а пару лет – чувствовала себя на удивление спокойно и уверенно. Властно прикрикнула:
– Стоять! Будет вам работа…
Оба моментально остановились, насторожив острые беличьи уши. Ольга, посмеиваясь, сказала с расстановкой:
– Знаете, где на реке Бурундайке отмель с песочком? Ах вы, умницы мои… А ну-ка живенько туда. И свейте мне веревку из песка длиною в пять аршин. Пока не исполните, на глаза не показывайтесь. Живо!
Оба кивнули и, кланяясь, растаяли в воздухе. Ольга и не ожидала, что получится так легко и просто – что ж, приходится признать, что крестьянские сказки, по крайней мере некоторые, берут начало из действительности…
Она вспомнила про «кувшинчик», о котором упоминал Сильвестр как о средстве обуздать Джафара. Следовало завтра же поискать на мельнице – чутье подсказывало, что она еще хлебнет горя с нахальным и женолюбивым восточным созданием…
Ольга стояла у окна, глядя на полукругом видневшуюся из-за леса луну. Не было ни страха, ни тоски – скорее уж, если прислушаться к себе, наличествовала некая потаенная гордость: одним махом оказаться из княжеской приживалки, сиротки с неясным будущим и убогим капитальцем от генеральских щедрот… ну, известно, кем она оказалась, ни к чему повторять это слово лишний раз даже про себя…
От этой уверенной гордости чуточку кружилась голова. Ольга в единый миг стала кем-то: теперь не было нужды беспокоиться о будущем. Будущее, такое впечатление, устроено – и оно во исполнение мечтаний обещает оказаться безусловно интересным…
По всему телу приятно пульсировала, заливая до кончиков волос, до кончиков пальцев, некая сила, которую она еще не изучила толком, – но не пора ли осмотреться в неожиданно доставшемся наследстве?
Ольга, фигурально выражаясь, шла словно в потемках, будто вспоминая забытый сон. Плавным жестом отвела руки от груди, раскинув их в стороны, – и стоявшее рядом кресло, больно задев ее бок ножкой, взмыло, перевернулось спинкой вниз, словно на невидимой веревке, стало подниматься к потолку, где вот-вот должно было войти в роковое соприкосновение с хрустальной люстрой…
Остановить его удалось в последний момент, когда причудливо выточенные ножки уже почти касались хрустальных подвесок – Ольга теперь знала, как это делается. Осторожно опустила кресло на пол, не прикасаясь к нему руками. Подняла в воздух оловянный английский подсвечник с догоревшей почти свечой, подвесила в аршине от стола и, сосредоточившись, мысленно чиркнула неким огнивом.
Свеча послушно зажглась, так и висела в воздухе, догорающий фитилек чадил и постреливал искорками. Вернув свечу на место, Ольга тем же образом побаловалась с зеркальцем, графином, черепаховым гребнем и другими безделушками с туалетного столика, заставляла вещи летать под потолком то журавлиным клином, то вереницей, танцевать и кружить.
Очень быстро это наскучило, и она, почувствовав в углу живое, вытянула туда руку, щелкнула пальцами, мысленно повторяя слова, которые теперь откуда-то знала. Из дальнего угла комнаты, от пола, поднялась вереница крохотных меховых комочков, посверкивавших темными бусинками глаз: не менее полудюжины домашних мышей, полумертвые от страха, закружили вокруг Ольги в хороводе, попискивая от ужаса и отчаянно вертя хвостиками. Она водила указательными пальцами, перемежая мышей со своими безделушками, выстраивая запутанные фигуры, – пока и эта забава не надоела. Вернув все на месте, она стала рыться в своем сознании, словно в незнакомой кладовке: ага, это мы умеем теперь, и это тоже… с большого расстояния ничего притащить не сможем, но для этого есть одинаковые-с-лица… так, можем отводить глаза, проделывая это несколькими разными способами… и даже это, кто бы мог подумать… кого бы оборотить свиньей ненадолго, из тех, что безусловно заслужил? А впрочем, что тут долго думать… Кандидатура прекрасно известна… Ух ты, и так можем! А собственно, почему она решила, что это страшно – быть ведьмой? Только потому, что наслушалась сказок от всевозможных завистников вроде малолетнего Миколки? Ничего особенно ужасного в ее нынешнем положении пока что не усматривается…
47 
