30 
– Мы, чай, не темные, понимаем, – заворчал Прохор. – Про пятый да про шестой год до сих пор вспомнить боязно. Не сомневайтесь, язык за зубами держать обучены-с, имеем представление, чего от вас, товарищ социалист, ждать в случае чего… Вы не подумайте, я вполне уважительно-с! Люди вы решительные, это нам известно… И дело ваше благородное, мы, как трудящийся элемент, с полным пониманием и сочувствием…
– Заткнись, – сказал Лямпе беззлобно. – Ты мне еще «Марсельезу» спой…
– Как прикажете, товарищ… Наслушались, что в пятом, что в шестом, слова на память известны…
– Ладно, хватит, – сказал Лямпе, решительно вставая. – Выкатывайся и смотри у меня, язычок придержи…
Еще договаривая последние слова, он отчаянным прыжком метнулся из кресла, молниеносно достиг двери, с маху повернул ключ в замке и распахнул дверь на всю ширину.
Показалось ему или в самом деле за поворотом коридора, слева, успела опрометью скрыться чья-то фигура? Сразу и не решить…
Выставив Прохора, все еще хныкавшего что-то вполголоса о своем полном сочувствии делу революции, Лямпе быстренько оделся и вышел. Помахивая тросточкой, спустился с невысокого каменного крыльца.
И через двадцать неспешных шагов обнаружил за собой, на надлежащей дистанции, крепкого молодца, по виду – вольношатавшегося приказчика. Молодец топал за ним весьма квалифицированно, любительством тут и не пахло. «А вот сейчас это совсем ни к чему», – подумал Лямпе сердито.
Он махнул лениво трусившему у тротуара извозчику, прыгнул в пролетку, беззаботно развалился на потертом сиденье. Искоса глянув назад, заметил, как преследователь тоже садится на извозчика, как-то уж очень кстати тут оказавшегося. «Плотно пасут, мизерабли…»
– Куда поедем, барин? – равнодушно осведомился «ванька».
Лямпе уже обдумал план действий. Его извозчик подставой никак не мог оказаться – Лямпе по чистой случайности свернул налево, а не, скажем, направо…
– Послушай, – сказал Лямпе. – Тебе по чужим женам бегать не приходилось часом?
Извозчик, не такой уж и пожилой, лет сорока, обернулся к нему, осклабился:
– По чужим женам бегать, барин, дело нехитрое. Гораздо хитрее – так ухитриться, чтобы тебе ноги не повыдергали и бабе от мужа не было заушенья…
– Вот это я и имею в виду… – ухмыльнулся Лямпе. – Коли ты такой дока, должен меня прекрасно понять… Держи ассигнацию. Потом получишь еще столько же. Через квартал я сойду, а ты езжай себе прочь с таким видом, словно доставил меня к месту назначения. Но сам минут через пять подъезжай… – он освежил в памяти нужный район города, – к торговому дому Раззоренова. Знаешь, где это?
– А то.
– Там я к тебе опять сяду, и тут уж едем прямиком в Ольховку. Все понял?
– Чего ж не понять, – кратко заверил извозчик, проворно пряча ассигнацию.
…Выпрыгнув из пролетки, Лямпе энергичным шагом, притворяясь, будто ужасно торопится, направился к узкой деревянной лестнице, зигзагом спускавшейся по косогору к Большой улице. Успел заметить, что преследователь поспешал за ним – не приближаясь, но и не отдаляясь.
Лямпе прибавил шагу, почти бежал. Лестница была пуста, узкие деревянные ступеньки трещали и скрипели под ногами, сзади явственно раздавались шаги преследователя – несмотря на всю опытность, он никак не мог двигаться бесшумно по рассохшимся дощечкам с выскочившими кое-где гвоздями…
Лямпе наддал. Позади тоже наддали. Ага, вот он, подходящий поворот, – очередной зигзаг лестницы уходит вправо, скрываясь за густыми кустами дикорастущей сирени, распространявшей одуряющий аромат.
Оперевшись правой рукой на невысокие перильца, Лямпе одним сильным рывком перенес тело на ту сторону, в заросли. Притаился. Скрип и треск приближался с приличной скоростью, преследователь занервничал, решив, что дичь, пожалуй что, может и скрыться…
Он пробежал мимо, не заметив происшедшей перемены ролей. Лямпе рассчитанным движением сунул ему тросточку под ноги – и незадачливый шпик загремел по лестнице так, что едва не снес перила.
Нельзя было терять времени. Налетев коршуном, Лямпе двинул ему кулаком по голове повыше уха, поднял за шиворот и головой вперед отправил в кусты. Прыгнул следом, для надежности пару раз двинул «под душу» и принялся сноровисто перетряхивать карманы. Оружия при шпике не оказалось. Зато в потайном кармане пиджака отыскалась карточка охранного отделения – как положено, с печатью и фотографией. Значилась там и фамилия – Перышкин, – но это ни о чем не говорило, фамилия на таких документах всегда ставится вымышленная, этакий артистический псевдоним…
30 
