Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
142 
Анна смотрела ему в глаза, они были совсем близко, и в них – боль, тоскливая и безнадежная, как телефонный звонок в пустой квартире. И она замолчала, испугавшись мыслей, на которые наводили эти глаза, их боль и тоска. Нет! Повторять про себя одно – этого не может быть, потому что этого не может быть никогда…
– Я ничего этого не имею, – сказал Астахов. – Кроме одного – я уже знаю, что в прошедшем, как, впрочем, и в будущем, прекрасно обойдутся без меня…
Анна хотела брякнуть что-то язвительное насчет загонщиков, разместившихся в безопасных местах, но промолчала – снова эти глаза, этот взгляд… Стоп, как она не подумала об этом раньше?
Анна опустила стекло, высунула руку в окно и открыла дверцу снаружи. Астахов ей не препятствовал, он и не пошевелился. Анна хлопнула дверцей, словно запирая в тесной железной коробке на колесах фантасмагорический, тревожащий мир, который ради вящего душевного спокойствия следовало бы считать вздорным сном.
Вот о сне совсем не нужно было думать – по ассоциации всплыл и цепко задержался в сознании тот, багряно-золотой, летящий, блистающий сон…
Пройдя несколько метров, она обернулась так, словно оглядывалась на свое прошлое и пыталась заглянуть в свое будущее. Тихий дворик, зеленая машина у обрешетки газгольдеров, двадцатый век вокруг. Чудеса двадцатого века разыгрываются в скучных декорациях, на фоне затюканных кинокомедиями и карикатуристами блочных домов, стандартной мебели – никаких черных котов, крокодильих чучел и грозно сверкающих во мраке пентаграмм. Принижает это нынешние чудеса, делает их мельче, скучнее, или нет? Анна не взялась бы искать ответ на этот вопрос…
4
– Несбывшееся манит нас… – иронически обронила Анна.
– Да! – сказал Гроховский. – Да! Вот именно! Такое бывает только раз в жизни, поймите вы это. Наверняка каждый из нас, читая в детстве книги, думал: вот если бы к Спартаку, вот если бы к Гарибальди, вот если бы…
– Вам так хочется командовать ротой преображенцев? – осведомился Вадим, рыхлый белобрысый здоровяк лет на пять старше Анны. Анна познакомилась с ним десять минут назад, придя в квартиру Гроховского. Кто он и чем занимается, она еще не знала.
– Не утрируй, пожалуйста.
– Ну не буду, не буду…
– Вам не кажется, – сказала Анна, – что вы оба не так начинаете? Вместо глупой пикировки обозначили бы четко акценты. Нас здесь трое. Нам сделано некое предложение. О нас знают то, что называют малоизвестными фактами биографии. Снятся странные сны. И сначала, я думаю, нужно четко определить наше отношение к Астахову.
– Лично я верю ему безоговорочно, – отрубил Гроховский.
– Я почти верю, – сказала Анна, ни на кого не глядя.
– А я – ни капельки, – ехидно усмехнулся Вадим, щелкнув замком своего потрепанного портфеля, с интригующей медлительностью запустил туда руку и выудил томик в яркой обложке. – Я, друзья, рационалист. Я не стал метаться и креститься – я прежде всего стал копать, кто он, этот тип. Не так уж трудно это было – запомнил номер «Москвича», сходил в ГАИ, еще в пару мест. Фантаст он, понятно? Писатель-фантаст. Вот тут есть его рассказ, и это не единственная его публикация. Есть и о путешествиях во времени…
– А ведь логично, – сказала Анна. – К кому ОНИ, ТЕ, в первую очередь обратятся? К писателю-фантасту – тот, мне кажется, поверит быстрее…
– Подождите, я не кончил. – Вадим бросил книгу в портфель. – Итак… Существует писатель-фантаст, который задумал грандиозный эксперимент, выбрал трех подопытных кроликов – и пошел… Может быть, всех наших знакомых перебрал. Может, он сильный экстрасенс, и этим кое-какие «чудеса» и объясняются. А то и… Аня, вы ведь у него сигарету брали? И я брал. Николай Степанович с ним пил молочный коктейль. Кто его знает, что он в него подмешал, отсюда и сны…
– Да зачем ему это понадобилось?
– Просто эксперимент, Аня. Любят их писатели.
– Экстрасенс, фантаст… – Гроховский ходил по комнате, как зверь по клетке. – Вадим, тебе не кажется, что ты подменяешь одно фантастическое объяснение другим? Возможно, еще более далеким от реальности.
– Ничуть. Моя версия гораздо ближе к реальности.
– Но если астаховское предложение не близко к реальности, а сама реальность? Я лично верю безоговорочно, но для вас, так и быть, пусть это остается допущением. Что тогда? Давайте только без вспышек ущемленного самолюбия и обид. Жизнь у нас, у всех троих, не сложилась, хотя на взгляд окружающих все благополучно, сами мы знаем, что находимся не на своей дороге, не в своем седле. Внезапно нам предлагают исправить это, уйти…
142 
