Волкодав

Этот отпуск был нужен мне как козе баян или папуасу пианино.

Но Кончак остался непреклонен – возьми путевку в санаторий и иди, брат Волкодав, к едреной фене, сгинь с глаз, но чтобы через двадцать дней отчитался, сколько принял лечебных процедур, и показал отменный черноморский загар.

Конечно, санаторий был клевый, Минобороны, раньше здесь отдыхали старшие офицеры и генералитет со своими домочадцами или шмарами, а теперь – в основном штатские, те, у кого бабок валом.

Естественно, основную массу отдыхающих составляли квасные патриоты, так называемый средний класс, для которых отдых на Карибах или, скажем, в Анталии, являлся просто предательством национальной идеи.

Но были здесь люди и весьма состоятельные, пресыщенные забугорьем по самое некуда.

И если с первыми я еще как-то мирился – наверное, потому, что, как и они, самое интересное, гордился своей национальной принадлежностью, – то с пухлыми денежными мешками найти общий язык не мог.

Глядя на их мученические рожи – со стороны казалось, будто у них у всех до единого обострение геморроя, – меня так и подмывало сотворить что-нибудь эдакое, да еще и с мордобитием, да так, чтобы отсюда они смайнали в свой обожаемый капиталистический рай со скоростью звука.

Понятно, наш ненавязчивый сервис кого хочешь может довести до белого каления. Так ведь знали, куда едут, какого хрена?!

Особенно я ненавидел их баб – раскормленных, увешанных драгоценностями самок, тупых и наглых, с виду чинных и неприступных, а на самом деле – развращенных до мозга костей, с похотливыми зенками, перед которыми всегда маячит призрак здоровенного мужского… в общем, что тут не ясно.

Такой уж я везучий, что с самого первого дня пребывания в санатории моему злому гению угодно было использовать меня в качестве подопытного кролика. Естественно, меня первым делом усадили за стол этих самых "новых русских".

Видел бы кто, с каким высокомерием они орудовали всеми этими вилочками, ложечками, клюшечками! С ума сойти, чтоб я пропал!

С обалделым видом я просидел напротив супружеской четы из столицы и их прыщавого недоросля в полной неподвижности минут пять, пока меня не понесло по кочкам.

Да уж, я им выдал… Концертик был еще тот.

Я рассказывал сальные анекдоты, ржал, словно застоявшийся жеребец, хлебал щи со звуками, издаваемыми водяным насосом в опустевшем резервуаре, а в конце обеда начал отрыгивать, будто у меня была по меньшей мере язва желудка.

Ясное дело, ужинал я в гордом одиночестве.

Кайф продолжался ровно двое суток. Я чувствовал себя на седьмом небе. Жизнь начала казаться вполне сносной, и я даже позволил себе завести легкий флирт с одной недоразвитой телкой, как оказалось, училкой из Муходранской школы забытого людьми и Богом района, копившей целый год денежку для поездки в этот санаторий, чтобы – чем черт шутит! – оторвать себе видного жениха при больших звездах на погонах.

Дело в общем уже шло на лад, до первого промежуточного финиша оставалось пять минут на пудреж мозгов, пять часов на двадцать метров пути от ее номера к моему, несколько мгновений сомнительного счастья и сутки на отдых одеревеневшего от бессмысленной болтовни языка.

Увы, увы… Везение закончилось довольно быстро. Мне опять достались богатые подкидыши под номером два.

Вторые оказались покрепче. Они держались, как оловянные солдатики, почти трое суток, пока я не надрался до положения риз и не начал внаглую приставать к супружнице круто сваренного бизнесмена, выходца из пролетариев.

  112