Глава первая

На ее щеку падает чистая прозрачная капля. Округлая и глянцевитая, как жемчужина, слеза на секунду замирает, а затем скатывается по мягкому слою пудры, утрачивая глянец. Она неподвижна. Он прикасается к ее лицу, он плачет. Плачет, потому что она так красива и все-таки остается неподвижной, когда его теплая слеза падает ей на щеку. Кого ему больше жаль — ее или себя? Он не в силах этого вынести. Она принадлежала ему. Принадлежала ему так недолго, но это было самое чистое удовольствие, которое он когда-либо знал. А теперь ее нет. Где он теперь найдет такую же, как она?

Он снова вглядывается в ее лицо. Под глазами залегли тени, синие, похожие на кровоподтеки; губы бледные и бескровные, потому что он поцелуями снял с них помаду, которую она так тщательно нанесла всего несколько часов назад. Он смахивает с ее лица волосок. Боже, она так прекрасна! Он закрывает глаза от боли, настолько сильной, что ее, кажется, можно даже потрогать. Она была для него всем. Венцом его желаний, воплощением грез. С его губ срывается стон, и он, чтобы унять дрожь, поспешно прикладывает к ним пальцы. Опускается рядом с ней на колени и, откинувшись на пятки, на какое-то время забывается, медленно раскачиваясь взад и вперед, успокаивая себя ритмом движений.

Но долго так продолжаться не может. Он должен еще многое сделать — и для себя, и для нее. Говорят, ритуалы помогают пережить тяжелые времена: траурные обряды заставляют принять сам факт утраты и смириться с тем, что нужно продолжать жить. Он верит в это и, хотя он не религиозен, верит в обряды; древние песнопения, запах ладана, негромкое бормотание молитвы продолжают оказывать на него свое магическое действие. Он вытирает глаза ладонью.

Нет, он не станет ее хоронить. Она ненавидела темноту, до смерти боялась оставаться одна без света. Да и как они смогут найти ее, если он закопает ее в землю?

Он находит уединенное место — вверх по течению от летней эстрады. Оно надежно скрыто от любопытных глаз тех, кому не спится, да и от случайных подгулявших молодчиков, возвращающихся домой по мосткам, переброшенным через реку Ди. Место здесь достаточно глубокое, вода черная и непроницаемая, и вместе с тем оно далеко от плотины, где ее тело слишком скоро станет добычей жадной до новостей и сплетен толпы. Быстрее, чем он успеет все прибрать, продезинфицировать и ликвидировать беспорядок, вызванный его приготовлениями и ее смертью.

Какая тяжелая! Она сделалась тяжелей после смерти, будто раньше ее, игнорируя законы земного притяжения, поддерживала неведомая жизненная сила. При жизни она быстро научилась не противиться его воле, зато теперь всем телом сопротивляется ему. Он с трудом сдерживает яростный порыв ударить ее — она уже выше этого. И он не сумасшедший и не собирается ее уродовать. Она пришла к нему незапятнанной и незапятнанной от него уйдет.

Он в последний раз пристально смотрит на ее тело, безупречное в своей уязвимости, затем опускает его в воду. Невольно ахает от обжигающего холода и бросает взгляд ей на лицо: на нем не дрогнул ни один мускул. Нет, она ничего не чувствует, и он почти завидует ей, потому что его душа в смятении. Он пустился в авантюру, отрезавшую все пути к отступлению. Она покорно погружается под воду. Несколько мгновений ее волосы плавают по поверхности, обрамляя лицо, затем она переворачивается, гладкая, как выдра, и исчезает в черной пучине.

Глава вторая

Перерыв на обед. Надо срочно убежать от грубого невежества, от будничных пересудов сослуживцев, иначе он сойдет с ума. Он скорбит, а ему приходится притворяться, будто он не изменился, будто он все такой же спокойный и целеустремленный, как прежде.

Истгейт-стрит запружена покупателями. Витрины пестрят объявлениями о сезонных распродажах — предрождественская суета набирает обороты. Он стоит под сводами арки, под башенными часами, лицом к отелю «Гровенор». Закуривает сигарету и, съежившись от холода, наблюдает за толпой больше по привычке, нежели испытывая в этом потребность.

Его взгляд скользит мимо толстых и некрасивых. Для него они просто не существуют. Остальных он классифицирует, вооружившись инстинктивной, практически бессознательной системой: от слишком молоденьких или простушек и до женщин его типа. Предпочтительный возраст его женщины — за тридцать, но определенно не больше сорока. Раскованность решает все: он полагает, что раскованная, самоуверенная женщина возбуждает, для него это своего рода вызов. Ему нравится вызов, а разве найдешь его в женщине, которая с самого начала покоряется тебе? Он ищет женщину с гордой осанкой. Ту, которая умеет двигаться и осознает эффект, производимый ею на мужчин, упивается своей женственностью, но не злоупотребляет этим. Женщину, которая, едва войдя в комнату, способна пробудить пламя страсти, однако не всегда этим пользуется.

  1