30 
– Слушаюсь, – по-военному четко ответил Сабинин.
– Вот и прекрасно. Пойдемте?
В пансионате они разошлись в разные стороны – Кудеяр обитал на первом этаже, а Сабинину достался номер на втором, с видом на глухие дубравы Иезуитского парка.
Однако до своего номера он добрался не сразу. Проходя мимо двери с аккуратными медными цифирками «12», старательно начищенными здешним лакеем, остановился, нагнул голову к замочной скважине и беззастенчиво прислушался. Усмехнулся, без труда расслышав явственные короткие стоны с придыханиями и возню.
Не колеблясь, коротко постучал согнутым пальцем – и тут же нажал ручку двери, оказавшейся незапертой. Энергично вошел в номер Катеньки, остановился на пороге.
Шторы были не задернуты, и происходящее на постели представало во всей красе. Ситуация была немудрящей, конечно, больше всего напоминая известные парижские карточки с участием двух индивидуумов, принадлежащих к разным полам. На миг прекратив свои нехитрые телодвижения, не обремененный одеждою Петрусь повернул к вошедшему раскрасневшуюся физиономию, уставился зло, как любой на его месте. Возлежавшая с запрокинутой головой мадемуазель Катенька, напротив, таращилась на Сабинина затуманенным взглядом, не выражавшим особых эмоций.
– Ах, пардон… – произнес он, ухмыляясь про себя, и осторожненько отступил, прикрыв за собой дверь по возможности бесшумно.
Оказавшись у себя в номере, крохотном, но по-европейски чистом, присел за стол, придвинул письменные принадлежности и четким почерком вывел: «Дорогая тетушка Лотта…»
Через десять минут он вышел в коридор, держа в руке заклеенный и надписанный конверт. Аккурат в тот самый миг, когда молодые прелюбодеи покидали номер. Петрусь, кое-как причесанный, зыркнул на Сабинина насквозь неприязненно (у них с самого начала как-то не складывались отношения, а уж теперь…) и, нарочито громко топая, удалился. Катенька, наоборот, враждебности не выказывала, стояла перед Сабининым, аккуратно причесанная, безукоризненно одетая и выглядевшая столь юной и невинной, что трудно было даже и поверить, будто совсем недавно Сабинин собственными глазами лицезрел ее в позе и при обстоятельствах, более приличествующих каким-нибудь вакханкам. Или героиням парижских карточек.
Сабинин молча смотрел на нее. Симпатичная была девица, умевшая одеваться со вкусом и держать себя в обществе (как-никак дочь якутского вице-губернатора), вот только этот ее сведенный взгляд, некоторая нервность в движениях Сабинину откровенно не нравились, заставляя предполагать, что доктор Багрецов ищет себе пациентов отнюдь не там, где следовало бы при вдумчивом размышлении. Впрочем, Багрецов не специализируется в психиатрии, а здесь, полное впечатление, надобен кто-то вроде Бехтерева или Шарко…
Она легонько топнула ножкой:
– Отчего у вас столь филистерская физиономия, Николай? Неужели и вы заражены этими глупыми предрассудками? Все естественное позволительно и допустимо…
– Господь с вами, Катенька, – развел он руки. – Я и не пытаюсь следовать каким-то там предрассудкам… Быть может, я и шел-то к вам, влекомый естественными побуждениями, теми же, что руководят кое-кем другим…
– Вы правду говорите?
– Ну, разумеется, – кивнул он, внутренне удивляясь той циничной легкости, с которой это говорил.
– Не вижу никаких препятствий, – сказала девушка просто. – Вы мне нравитесь, Николай, к тому же товарищи дают о вас самые благоприятные отзывы… Какие могут быть церемонии между соратниками по борьбе? Я вас жду вечером, договорились?
– Почту за честь.
Она поморщилась:
– Николай, отвыкайте все же от прежних оборотов речи. Какая пошлость… Вам следует быть естественнее. Понятно?
«Ах ты…» – потерянно подумал Сабинин, а вслух сказал:
– Вы очаровательны, Катенька. И желания во мне кипят, честно признаюсь…
– Вот это – другое дело. Постучитесь ко мне часов в десять вечера, я буду ждать.
Мечтательно улыбнулась и пошла по коридору, чуть помахивая дамским ридикюльчиком, довольно тяжело мотавшимся в руке оттого, что там покоился предмет, слабо гармонировавший с обычными дамскими ридикюлями, – вороненый английский револьвер серьезного калибра. Каковым эта девица, очаровательное, юное, зефирное создание, умела пользоваться, быть может, лишь немногим хуже Сабинина. Как же иначе, если именно Катенька, нимфа из хорошего семейства, не далее как этим апрелем жахнула градоначальника в одной из центральных губерний – четырьмя пулями, практически в упор, да еще ухитрилась потом тяжело ранить двух нижних чинов жандармской команды и благополучно скрыться с места покушения…
30 
