Последние отзывы

  105  

Конечно, в случае удачи прибыль была неизмеримо больше, чем если бы он перепоручил продать свой товар купцам. Но удача посещала Дионисия редко. В свое время он замыслил создать собственную большую винодельню. Замахнулся широко в расчете на то, что цены на вино довольно высоки, и держатся на одном уровне, да и рынок сбыта под боком – тавры, скифы и меоты. Виноградная лоза в те годы давала ягоды в избытке, и их не успевали перерабатывать. На затраты Дионисий не поскупился – около десятка огромных давилен построил, прикупил для бродильни пифосы и амфоры в большом количестве, приобрел четыре дорогих рычажных пресса для окончательной давки отжатого ногами в давильнях жмыха… А виноградная лоза возьми, да и вымерзни – две зимы подряд в хоре Херсонеса бушевали холодные ветры, и ледяная крупа секла голую мерзлую землю немилосердно. Пришлось Дионисию продать винодельню за бесценок.

Потом он ударился в торговлю зерном. Но и тут к нему фортуна явно не благоволила: сначала сатархи нанесли урон, захватив караван с хлебом, а затем неведомые злоумышленники подожгли его хлебные склады на пристани.

Горевал Дионисий недолго и вскоре после пожара снарядил в Пантикапей несколько судов, груженных медом, пенькой и воском, закупленных оптом у таврских купцов. Выручка от этих торговых операций и позволила ему расплатиться с Герогейтоном, а также несколько пополнить звонкой монетой пустующие гидрии^[97] – в них он хранил свои сбережения и прятал в погребе, вырубленном в скале во дворе дома. И все же пришлось ему понести убытки и на этом поприще, так как боспорским купцам удалось сговориться с пиратами-ахайами и наладить торговлю с Фасисом^[98], откуда они начали возить лес, смолу, воск, мед и пеньку. Это сразу же сказалось на ценах.

Теперь Дионисий занялся рыбным промыслом. Дело верное, рассудил он после недолгих раздумий – соленая рыба пользовалась повышенным спросом. Но и тут жизнь внесла некоторые изменения – опять Дионисий залез в долги и терпел убытки.

– Помочь тебе можно… – Герогейтон задумчиво глядел на сникшего Дионисия. – Можно…

Дионисий оживился.

– О многомудрый! – воскликнул он, прижимая руки в груди. – Моя благодарность к тебе не знает границ!

– Но для этого мне нужна твоя поддержка, – жрец кивком поблагодарил херсонесита за бурное изъявление чувств к своей особе. – Очень нужна, Дионисий.

– В чем?

– Казна храма Аполлона Дельфиния пуста, я тебе уже говорил. Мы поистратились на благородное дело… – Герогейтон чуть помедлил, затем, понизив голос почти до шепота, доверительно продолжил: – Я открою тебе большую тайну, не предназначенную для чужих ушей…

– Конечно, конечно… Поди прочь! – Дионисий выпроводил виночерпия и пододвинулся поближе к жрецу.

– Слушай… – и Герогейтон принялся рассказывать о замыслах царя Понта.

Когда он закончил свой рассказ, Дионисий надолго задумался. Герогейтон терпеливо ждал.

Наконец лицо херсонесита прояснилось и он сказал:

– Нужно обратиться к эсимнатам^[99]. Но сначала я переговорю с Гераклием и еще кое с кем…

Гераклия жрец знал достаточно хорошо – он был одним из послов Херсонеса к царю Фарнаку; хитрый и беспринципный, он был готов за деньги уступить бороду отца. Все дело заключалось только в сумме, какую за это предложат, и Герогейтон, скрепя сердце, мысленно прикинул, во что обойдется ему содействие этого прощелыги.

– В случае удачи, если Херсонес окажет нам помощь, ты получишь нужную сумму, –

Герогейтон растянул тонкие губы в улыбке. – Долг возвратишь без обычных процентов. Услуга за услугу…

– О-о… – в ответ только простонал безмерно счастливый Дионисий, в мыслях воздав хвалу всем богам олимпийским – в удачном исходе переговоров он не сомневался, потому что казна Херсонеса, чеканившего свои деньги, позволяла надеяться на это.

Дело было за малым: уговорами, посулами, а где и богатыми дарами (Герогейтон и этот поворот предусмотрел, захватив немалую сумму) подготовить эсимнатов к предстоящему совету, где они должны быть единодушны в своем решении помочь Ольвии…

Дионисий познакомил Герогейтона с женой, на удивление худенькой и кроткой, а затем они прошли в одну из комнат, где кудрявый, загорелый до черноты мальчуган, расположившись на широкой скамье, с увлече- нием водил пальцем по строкам пергаментного свитка.

– Сын, – с гордостью потрепал Дионисий мальчугана за кудри. – Эолик…

  105