126 
Адвокат отложил недочитанное письмо. Итак, у Марка родился сын, который вместе с матерью находится в колонии, а Манечка уехала из Москвы… У него совершенно нет времени ни помочь им материально, ни отыскать юриста, к которому обращалась Мария Владимировна. Его собственная судьба откорректирована чьей-то могущественной рукой, и изменить что-либо в этом он не в силах. Помимо сострадания к Лине и глухой боли о Марке, оставалось одно — так или иначе выполнить свой долг по отношению к этой маленькой несчастливой семье. Ведь не вечно же продлится эта командировка…
Дмитрий Константинович вновь взял исписанные листки.
"Мне очень нравился Марк Борисович. Он был бесконечно терпелив, тактичен, на него можно было положиться. Мне известно, он любил и понимал Линочку, я это чувствовала.
Мужская любовь одинока, к тому же в отличие от женщины мужчина не обладает ни временем, ни свободой выражения чувств, чтобы ее проявить. Только с возрастом это становится понятным. Когда уже нет терпения… Я уверена, что Полина не хотела смерти Марка Борисовича. Мне трудно об этом говорить и писать, я и сейчас горько плачу. Я была на кладбище… Мои попытки сказать что-либо Лине закончились ссорой — она запретила упоминать его имя, велела мне убираться обратно в Москву и оставить ее в покое. И лишь то, что Лина все-таки нуждается в помощи, и моя безграничная любовь к сыну Марка Борисовича заставили меня стерпеть это и вновь попытаться уговорить ее согласиться со мной.
Линочка очень похудела, но чувствует себя здоровой. Материнство как бы смягчило ее, в ней появилось желание выжить. Когда она смотрит на мальчика… Я не могу больше обо всем этом писать, дорогой Дмитрий Константинович!
Оксаночка зовет меня жить в Харьков. Она помогает мне чем может. Я ей также написала письмо и на всякий случай оставляю Вам ее адрес. Ведь я еще не знаю, где буду жить, и в случае Вашего появления в Москве Вы сможете связаться со мной через нее.
Да хранит Вас Господь, Митя! Благодарю Вас за все, что Вы для нас сделали. До свидания, знайте, что я Вас уважаю и люблю.
Мария Владимировна".
На отдельном маленьком листочке были аккуратно выведены рукой Манечки домашний адрес и телефон Оксаны Петровны. Адвокат переписал их в блокнот и убрал письмо Марии Владимировны в небольшой металлический сейф, где хранил некоторые документы, деньги и бумаги Марка Кричевского.
До отъезда оставалось несколько дней, он провел их дома с родителями, перед тем побывал у своего профессора и вопреки собственному желанию посетил Альбину. Впрочем, настойчивость ее граничила с бесцеремонностью, и встретила она Дмитрия Константиновича кокетливыми упреками, будто ровным счетом ничего не произошло в его жизни.
В доме ее все было по-прежнему: те же лица, та же вялая атмосфера бездеятельной скуки и тревожной чувственности. Адвокат, выбрав удобный момент, спросил, зачем он все-таки Альбине понадобился.
— Ты помнишь Риту? — проговорила она, понижая голос.
— Очень смутно, — ответил адвокат, промолчав о том, что знал Риту как приятельницу Марка.
— Она была на похоронах твоего друга…
— Да, — перебил адвокат, — я знаю женщину, о которой ты говоришь.
— У нее крупные неприятности.
— Что так? — без охоты спросил адвокат.
— Видишь ли… — протянула Альбина. — Понимаешь, это связано с наркотиками. Ты бы не взялся за ее дело?
— Нет.
— Почему? — воскликнула Альбина. — Насколько мне известно, ты сейчас свободен?
— Я уезжаю из Москвы, — сказал адвокат.
— Ты просто не хочешь, — проговорила женщина. — Да, ты изменился, я почувствовала сразу. Защищать эту паршивую девку у тебя нашлось и время, и желание, а друзьям ты отказываешь в элементарной помощи.
— Кого ты имеешь в виду? — произнес адвокат, едва сдерживая ярость.
— Лину. Я была на суде и слышала, как ты распинался. Может быть, она отблагодарила тебя каким-нибудь особенным способом?
— Стоп! — сказал адвокат. — Я не только не намерен выслушивать весь этот бред, но и оставаться в твоем доме более секунды…
— Погоди, Дмитрий! Мы же еще ни о чем не договорились! — Альбина схватила за руку отвернувшегося было адвоката. — Если ты не можешь помочь Рите, то посоветуй хотя бы кого-нибудь.
— Я предпочитаю держаться подальше от ваших дел! не сдерживаясь больше, в полный голос воскликнул Дмитрий Константинович. — Увольте! Что же до этой женщины, Риты… За нее не стоит тревожиться. Такие не тонут…
126 
