очень нудно 
6 
Вот так.
Буквы меньше привычных, человеческих, раза в три. Подписи нет. Каждую литеру выписывали короткими линиями, по пять-шесть раз на букве, отрывая руку от бумаги. Чернила синие, необычно яркие, какими не пользовались ни лары, ни земные жители. Бумага желтая, будто старая, но не иссохшая. Так должно быть, если сами бумагу не производят, а живут старыми, бережно хранимыми запасами.
Вот так.
Сварог закусил нижнюю губу и задумчиво посмотрел в высокое окно, на виднеющиеся сквозь утреннюю дымку башни крепости Руэт.
«Каков из всего этого следует вывод? А таков: если перед ним и подделка под работу лилипутов, то фальшивка состряпана умело. Теперь вопрос: кем? Взревновавшим Гаудином? Мелковато для начальника тайной полиции. Обломившимися претендентами на трон? Слишком сложно. Завистливыми придворными? Иностранными шпионами? Да мало ли кем… Но как раз для того, чтобы король Сварог отмел версию подлога, к посланию приложена шпажонка.
Значит, пока будем считать, что письмо подбросили именно лилипуты. Опять же – не случайно именно в Латеране чаще прочих мест видели подводные лодки крохотного народца. Тогда одно из двух: либо его зовет на переговоры некая группа лилипутов-заговорщиков, надумавшая заручиться поддержкой Сварога в осуществлении очередных своих политических замыслов, а в ответ сдать Сварогу виновников гибели принцессы Делии, либо…
Либо его заманивают в ловушку.
А зачем лилипутам заманивать? Не проще ли, не выгоднее ли нанести удар без предупреждения, как уже случилось с принцессой? Подкравшись втихаря, застать врасплох – вот это как раз в стиле маленьких человечков. Равно как и Гаудин, и завистники, и придворные – никто не стал бы заморачиваться разработками столь ненадежного плана. Стало быть…»
Сварог хлопнул ладонью по столу. Он более не колебался. Чутье, безошибочно предупреждающее его о любого рода опасности, на этот раз молчало. Что ж, он выяснит, что кроется за посланием. Переговоры так переговоры. Он с ними переговорит. Найдутся темы.
До того, как Большие дворцовые куранты на Башне слез в честь наступившего полдня сыграют национальный гимн, оставался час с квадрансом. Казалось бы, времени полно, но еще требовалось отыскать подвальную часовню, тем более что прежде там никогда бывать не приходилось.
Сварог призадумался, вспоминая: в синих покоях или в зеленых?..
Строго говоря, королевский дворец юридически стал королевским только после того, как Сварог своим указом перенес столицу в Латерану. Ранее же во всех документах он именовался просто и незатейливо: «латеранская резиденция». Монархи Ронеро и Снольдера, с завидным упорством раз в двадцать пять лет отвоевывая город друг у друга, после победы бросались незамедлительно перестраивать «резиденцию» в соответствии с собственными вкусами и пристрастиями и безжалостно ломать все то, что понастроил предшественник. В результате дворец, являющийся снаружи шедевром архитектурного гения, внутри превратился в такой лабиринт коридоров и залов, такой клубок переходов, кабинетов, лестниц и покоев, что черт ногу сломит.
Нет, пожалуй, все-таки в синих. Точно, в синих, за бюстом какого-то носатого деятеля, как бишь его…
План дворца действительно отыскался в синих покоях – валялся за пирамидальной деревянной тумбой, увенчанной бюстом Клабика Первого и Последнего Тишайшего (Ронеро), одного из выдающихся коронованных предшественников Сварога, который жил полтора столетия назад и прославился пятилетней войной с Гланом и разрешением азартных игр. План за тумбу с бюстом забросил король нынешний. Сварог однажды разглядывал его, движимый живым монаршим любопытством, нет ли где потайных ходов, не связаны ли угловые башни между собой подземными коммуникациями, можно ли пробраться к королевским покоям, минуя наружную стражу. Но, быстро запутавшись в паутине чертежей и схем, он в сердцах закинул увесистый том за Клабика Первого.
Сдунув с плана накопившуюся пыль, Сварог развернул чертежи на столе, придавил углы чернильницами и пресс-папье. Так, крыша нам ни к чему, дворец в боковом разрезе тоже, вот пошли поэтажные планы, ага, наконец и подвал.
За сухой геометрией прямоугольников и эллипсов, вычерченных черной тушью по линейкам и лекалам, воображению представали погруженные во мрак переходы с низкими сводами, забитые хламом подсобки, запертые столетия назад помещения, изначального предназначения которых уже не помнили самые старые из старожилов, винные погреба с истлевшими бочками и прочая, прочая. В ромбиках и прямоугольниках раздувались от важности толстобокие цифры, а под рисунком почерком усидчивого каллиграфа числа попунктно разъяснялись словами – «чесночный погреб», «хранилище бронзового инвентаря», «четырнадцатый дознавательный угол», «келья святого Торна», «семнадцатый дознавательный угол», «хранилище медного инвентаря»… Ну и, наконец, «часовня Атуана» – под номером «двадцать три». Это число было вписано в крохотный квадрат, в который упиралось изогнутое ответвление узкого коридора. С часовней не соседствовали другие подземные каморы, ее окружала земля. И еще. Коридор перед квадратом «двадцать три» пересекали черточки разной длины, укорачивающиеся в сторону часовни. Следует понимать, что к молельне имени неизвестного Атуана ведет лестница, забирающая вниз. Как глубоко, интересно? И зачем потребовалось, уже находясь под землей, зарываться еще глубже?
6 
