Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
49 
«Феникс» вышел в море — и исчез навсегда. Только в мае следующего года на Тихоокеанское побережье Охотского залива и американские острова стало выбрасывать части обшивки «Феникса» и остатки груза. То ли шторм всему причиной, то ли желтая лихорадка, эпидемия которой вспыхнула на борту… Эхо этой утраты ощущалось в Америке еще несколько лет: Баранов лишился надежного судна, опытного капитана, сотни русских поселенцев, товаров для обмена на меха…
В 1800 г., правда, случилось и более приятное событие: император Павел наградил Баранова шейной золотой медалью на Владимирской ленте, с надписью: «Каргопольскому купцу Баранову в воздаяние усердия его к заведению утверждению и раз-ширению в Америке российской торговли».
Баранов отнесся к высокой награде в общем равнодушно — не ради того старался. Он в свое время писал о себе: «Я бесчиновный и простой гражданин отечества».
У Баранова в то время было много нешуточных забот. Индейцы на Медной реке едва не убили морехода и рудознатца Константина Галактионова, продвинувшегося на 400 верст в глубь материка. Что интересно, причины были вполне экономические: вожди племени атна сами с грехом пополам наладили добычу и выплавку меди, продавали ее русским и не горели желанием потерять свою «монополию». Чтобы не мелочиться, они решили вдобавок еще и уничтожить Константиновский редут, ближайшее русское укрепление.
Раненому Галактионову удалось бежать, а командующий редутом Иван Кусков с заправилами «медеплавильного концерна Патна» сумел договориться. Вторая экспедиция подлечившегося Галактионова прошла без эксцессов, но месторождений он и в этот раз не нашел.
А Баранов в это время сцепился со сколотившейся против него «оппозицией», которую составили монахи, переводчик Прянишников и подпоручик Талин, офицер на службе Компании. С Талиным Баранов и раньше конфликтовал: этот обормот не выполнил порученное ему задание по обследованию проливов архипелага Александра, к Баранову для отчета ехать отказывался и, мало того, орал (не иначе как насосавшись водки): если-де управитель сам ко мне соберется, я его к мачте привяжу и «истязать зачну»… Причина известна: этот никчемный субъект пыжился от дворянского гонора, не желая подчиняться «купчишке»…
Но на сей раз все было гораздо серьезнее. Речь шла не просто о неповиновении. «Оппозиция», представленная главным образом монахами, всерьез собралась провести этакие революционные преобразования, установив «всеобщие свободы». У нее была даже программа: вернуть местному населению «свободу жить по-старому». «Чтоб никто уж не ездил в партию, промышлял на себя и продавал промыслы вольно по охотским ценам».
Как и в случае с «пятьюстами днями» Явлинского, программа эта на словах выглядела завлекательно, но ее реализация на практике (что признают и современные историки) привела бы к полному краху Русской Америки. Баранов, безусловно, был прав, когда говорил, что «всеобщая свобода… состояла только в грабежах, разбоях и всегдашнем кровожадном варварстве». Что «неминуемо последуют гибельные и кровавые происшествия, народ российский весь погибнуть должен, и все занятия уничтожатся, и Компания вся ниспровергнуться должна, а с нею и все Отечества выгоды, чего ни в пятнадцать лет поправить и привести в теперешний вид и положение будет невозможно».
Так, несомненно, и случилось бы, победи план тогдашних «перестройщиков». Компания в своем развитии перешла некий рубеж, к которому уже нельзя было вернуться, — как мы сегодня не в состоянии вернуться к Российской империи.
Страсти накалялись. Настолько, что Баранов взял под стражу некоторых кадьякских тойонов и вывел на улицы Павловской гавани ночные дозоры. Монахи поносили его прилюдно и громогласно, обзывая «изменником, бунтовщиком и разбойником», суля кнут и каторгу. Баранов, насколько можно судить из сохранившихся на него кляуз, тоже за словом в карман не лез.
Особенно усердствовал временный глава духовной миссии на Кадьяке Герман, по характеристике Баранова, «самый едкий пустынножитель, писака и говорун». Судя по тому, что о нем известно, это был своеобразный прародитель нынешних «либерально-демократических интеллигентов, умеющих лишь трепать языком и сочинять утопические прожекты, не имеющие никакой связи с реальностью. Ему, скажем, стукнуло в голову, что Баранов обязан немедленно собрать на Кадьяке все две тысячи работающих на Компанию туземцев, чтобы принесли присягу новому императору Павлу. Баранов резонно возражал: их не одну неделю придется собирать с отдаленных промыслов, при том, что стоит зима, и плавание по морю опасно. Кроме того, в Павловской гавани не хватит продуктов кормить этакую ораву хотя бы несколько дней — так что лучше будет подождать весны, когда все и так соберутся.
49 
