Последние отзывы

  99  

— Нет ничего слаще… Нет ничего слаще, подруга, нежели пролить кровь своего врага… — Он закатал левый рукав, выдернул нож и решительно полоснул кожу вдоль руки, от запястья до локтя. Темная струйка, выпирая из предплечья, потекла в чашу, быстро ее наполняя. Голова закружилась — Олег тут же со всей силы согнул локоть, нащупал и пережал артерию. Умирать в его планы больше не входило.

Чаша запарила, распространяя неприятный сладковатый запах, но ведун всё равно вытерпел минут пять, чтобы рана хоть немного запеклась, и только после этого взялся за чашу:

— Нет ничего слаще крови твоего врага. К тебе обращаюсь, степь раздольная. К вам, птицы и звери земные, к вам, черви земляные, к вам, гады ползучие, и к тебе, Белый змей! На вас проливаю кровь врага вашего, ведуна Олега. Пусть прольется кровь врага на земли степные, пусть вымоет горечь полынную и слезы человеческие, пусть снова сделает ее сладкой и сытной, черной и плодородной. И для трав, и для зверей, и для тебя, Белый змей… — Середин вылил кровь из чаши в приготовленное место с обнаженной землей и, откинувшись на гнедую, закрыл глаза, пытаясь справиться со слабостью от потери крови.

* * *

Когда ведун снова пришел в себя, над попоной было тихо. Олег поднял руку, сдернул в сторону стеганое покрывало — и невольно зажмурился от ослепительного солнца. Степь была не просто спокойна — она была светла, как в день творения.

— Ты почему спишь, кобыла?! — в восторге захохотал он. — Ты посмотри, где мы живем!

Гнедая фыркнула, тряхнула ногами, качнулась, поднялась. Олег перекатился на четвереньки, быстро разгреб снег:

— Видишь, что это такое? Это называется трава. Жри ее, пожалуйста, чтобы брюхо не болело, а не то овса не дам!

Вряд ли лошадь поняла его угрозы, но траву щипать начала, хотя поминутно и мотала головой — дескать, почему холодная? Середин настрогал себе сала, сжевал ломтик за ломтиком, потом скатал попону, перекинул ее гнедой на холку и поднялся в седло.

Часа через два скачки спиной к восходящему солнцу они миновали рощу, что подпирала пирамидальными тополями небо далеко по левую руку, еще часов через шесть едва не попали в поросшую камышами низину. Сумерки застали Середина в голой степи, но он кинул кобыле попону, себе взял шкуру, намотал поводья на руку и вполне благополучно переночевал, никем и ничем не тревожимый. С первыми лучами солнца он снова двинулся на рысях и еще до полудня вышел к реке.

Географию здешних земель ведун представлял плохо, но подозревал, что речушек шириной около десяти метров тут не так много — а потому двинулся вниз по течению. Вскоре девственный снежный покров, застилающий лед, оказался перепахан тысячами ног, пришедших со стороны степи и повернувших вниз; глаза зарябило от множества овечьих и конских катышков.

Середин перешел на галоп — и вскоре увидел впереди сверкающих доспехами всадников и множество телег бесконечного воинского обоза.

Дуван

— Ну, как ты ушел, воевода, дале и вправду легче стало. Сугробы ниже пошли, ужо и так проехать можно стало, без табуна. Ну, а как заместо бурана просто метель началась, то и вовсе вздохнули все. Я наказ твой сполнил, остановиться не дал. Токмо как до рощи дошли, там и встали. Костров запалить вьюга не дала, но с собой дров припасли, а новым вечером и горячего поснедали.

— Из людей никого не потеряли?

— Дык, воевода, — отвел глаза Захар. — Рази за всем уследишь? Тем паче, в бурю такую. И без того бед хватало, токмо разгребать успевай.

— Ну, и?

— Померзли в усмерть несколько увечных. Те, что совсем плохи были, сами ни покрывала поправить, ни на помощь позвать не могли.

— Понятно… — поморщился Олег. — Больше никого?

— Не, остальные на месте все. Я, как непогода улеглась, сам всех перечел, никто не отстал. Биняк твой и тот уцелел, негодяй. Полонянки не забывали, каженный день покормить его напоминали, воды дать. То ли не знают, зачем он тебе нужен, то ли недолюбливают тайно.

— Это хорошо, — кивнул ведун. — Раненых, конечно, жалко, но я опасался, хуже будет.

— А ты как, воевода? Как сумел бурю в одиночку пережить?

Олег подумал, потом засучил рукав и показал старшему длинный свежий шрам на руке. Мужик кашлянул — любому понятно, что рана не ратная, с иной целью наносилась, — но вопросов задавать не стал. Чем меньше колдовских дел касаешься, тем оно самому спокойнее.

  99