... 
77 
Он то и дело сжимал в кармане новые документы, как будто проверял, не испарились ли они. Жан-Пьер Эмиль Роже Фейе — такое имя присвоил ему брат Виолетты в великолепно исполненном фальшивом паспорте. В нем даже были проставлены визы: выездная — Руасси и въездная монреальская. Отличная работа. Если брат не уступает в талантах сестре, они могут смело открывать собственную фирму.
Настоящие документы Адамберга остались у Базиля — на случай досмотра багажа. Потрясающий тип этот Базиль. Он каждый день приносил им газеты, наслаждаясь хлесткими статьями об убийце в бегах и его сообщнице. Он был очень внимателен: чтобы Адамберг не чувствовал себя одиноким, он несколько раз сопровождал его в «коридорных хождениях». Базиль и сам любил пешие прогулки на природе и понимал, что его узника «снедает нетерпение». Они болтали, не закрывая рта, и неделю спустя Адамберг знал почти все о девушках Базиля и о географии Канады, от Ванкувера до Гаспези. Базиль никогда не слышал о доисторической рыбе, живущей в озере Пинк, и пообещал непременно нанести ей визит.
— И еще Страсбургскому собору, если однажды приедешь в нашу маленькую Францию, — добавил Адамберг.
Он прошел паспортный контроль, стараясь не думать ни о чем, кроме продвижения на французский рынок кленового сиропа, как поступил бы Жан-Пьер Эмиль Роже Фейе. Удивительное дело — он, умевший мгновенно обо всем забывать, сегодня едва справился со своим мозгом. Раньше он запросто абстрагировался от общего разговора, а теперь задыхался от страха, мысли разбегались…
Жан-Пьер Эмиль Роже Фейе не вызвал ни малейшего интереса у бдительных стражей границы, Адамберг оказался в зале вылета, заставил-таки себя расслабиться и даже купил бутылку кленового сиропа. Именно так поступил бы Жан-Пьер Эмиль Роже Фейе — купил бы сироп для своей матери. Шум моторов и взлет принесли Адамбергу такое облегчение, какое Данглару и не снилось. Он смотрел вниз, на удалявшуюся прочь землю Канады, и представлял, как мечутся в разные стороны сотни растерянных копов.
Оставался контроль в Руасси и Ретанкур — ей это тоже предстоит через два с половиной часа. Адамберг за нее волновался. Ее новый образ — «праздная богачка» — вызвал у комиссара ступор и очень развеселил Базиля. И все-таки Адамберг боялся, что ее вычислят по фигуре. Он вспомнил ее обнаженное тело. Крупногабаритное — что да, то да, но гармоничное. Рафаэль был прав, Ретанкур — красивая женщина, стыд ему и позор, что он никогда этого не замечал из-за ее габаритов и силы. Рафаэль всегда был более тонкой натурой.
Через семь часов, утром, шасси самолета коснутся бетонной полосы в Руасси. Он пройдет контроль и на мгновение почувствует себя живым и свободным. И это будет ошибкой. Кошмар продолжится — на другом континенте. Будущее Адамберга было пустым и белым, как дрейфующая льдина. Ретанкур, во всяком случае, сможет вернуться в отдел: она заявит, что скрылась, опасаясь ареста, мол, ее могли задержать как сообщницу. А ему уготована бездна. И жгучие сомнения насчет того, о чем не хотел вспоминать его мозг. Пожалуй, для него было бы лучше действительно убить, чем носить в себе убийственные сомнения.
Жан-Пьер Эмиль Роже без проблем прошел паспортный контроль в Руасси, но Адамберг не решился покинуть аэропорт, не убедившись, что у Ретанкур все получилось. Два с половиной часа он бродил из зала в зал, прикидываясь невидимым, как Ретанкур в ККЖ. Жань-Пьер Эмиль никого не интересовал — ни в Париже, ни в Монреале. Он то и дело подходил к табло, отслеживая возможные опоздания рейсов. Тяжелые транспортные самолеты. Его большая Ретанкур. Без нее сидеть бы ему в камере канадской тюрьмы, пропадая ни за грош. Ретанкур, его «носительница» и освободительница.
Незаметный человечек Жан-Пьер Эмиль стоял метрах в двадцати от коридора прилета. Ретанкур должна была употребить всю свою энергию на то, чтобы перевоплотиться в Генриетту Эмму Мари Парийон. Пассажиры один за другим выходили в зал, а его лейтенанта все не было. Неужели ее задержали в Монреале? Забрали в ККЖ? Допрашивали всю ночь? Она раскололась? Выдала Рафаэля? И собственного брата? Адамберг начал злиться на всех этих незнакомцев и незнакомок, которые шли мимо, радуясь возвращению, неся в сумках кленовый сироп и плюшевых оленей-карибу. Он упрекал их за то, что они — не Ретанкур. Кто-то схватил его за руку и оттащил в зал. Генриетта Эмма Мари Парийон.
— Вы совсем рехнулись, — прошептала Ретанкур, не забывая «изображать» пресыщенность.
77 
