Именно в эту ночь, их первую ночь в новом доме и на новой кровати, застеленной новой мягкой медвежьей шкурой, которую подарил им Оттар, один из воинов Игмала, Чесса сказала:
– Я беременна.
Клив, как раз собиравшийся овладеть женой, застыл, напрягся, оторопело глядя ей в лицо, а потом глубоко вошел в нее и она засмеялась, проталкивая его еще глубже.
– Я гадала, что же ты сделаешь, когда я тебе скажу, – прошептала она ему на ухо, потом легонько укусила его за мочку и поцеловала в подбородок, а затем в губы, ощутив смешавшийся с его дыханием хмельной вкус меда.
– Я люблю тебя, Клив, – сказала она. – И теперь я знаю, что не бесплодна.
Он на мгновение отстранился от нее и, наклонив голову, припал губами к ее лону. Когда она вскрикнула, невольно изогнув спину, он рассмеялся.
– Пусть мой ребенок услышит, как его мать кричит от наслаждения, – проговорил он и снова вошел в нее, чувствуя, как ее плоть сжимается вокруг его, чувствуя, как она конвульсивно вздрагивает от жгучего наслаждения.
– Лучше оставь свои попытки управлять мною, Чесса, – прошептал он, распрямившись и целуя ее при каждом слове. – Уверен, ты воображала, что я так ошалею, узнав о твоей беременности, что свалюсь с кровати на пол, а ты будешь смотреть на меня с самодовольной улыбкой. Ох нет, Чесса, не делай таких движений, а то я…
Больше он ничего не сказал. Он овладел ею опять, но не так, как в первый раз, потому что теперь он знал – в ее чреве зреет его дитя, и ему хотелось показать ей, как он этому рад, как сильно он ее любит и как будет лелеять и оберегать ее до самого конца своей жизни. Когда к нему вернулся дар речи, он прошептал:
– Я люблю тебя, Чесса. Я никогда не считал тебя бесплодной.
Она ткнула его локтем в ребра, потом притянула к себе, так что его губы коснулись ее губ.
. – Ты в самом деле любишь меня, Клив? Не то чтобы я не поверила тебе, когда ты заставил себя сказать это в первый раз, – просто дело в том, что ты мужчина, а я знаю, что мужчины не любят говорить о таких вещах. Говоря о любви, они чувствуют себя глупыми.
– И кто же тебе это сказал? Уверен, что не Ларен и не Мирана.
– Нет, я заметила это сама.
– Так ты, стало быть, такая же старая и опытная, как Альна с ее беззубыми деснами, скрипучим кудахтаньем и вечными разговорами о недостатках, свойственных всем мужчинам, включая даже ее любимого Рорика?
– Нет, я, конечно же, не такая – разве что совсем немножко. Но ты так редко говорил мне о своей любви – раз, два и обчелся. Обычно ты только устраиваешь мне разносы и кричишь на меня или же хочешь затащить меня в постель – впрочем, все мужчины только об этом и думают.
– Это чистая правда, – пробормотал он, страстно целуя ее. – Скажи, когда родится наш ребенок?
– В марте.
– Кири тоже родилась в марте, – сказал он и, скатившись с нее, обнял ее за плечи.
– И что же тогда случилось?
В ответ он рассказал о Сарле, о том, как он любил ее, вернее, думал, что любит, о том, как она предала его, и о том, как он заставил ее остаться в Малверне до тех пор, пока она не родит.
– Я помню, как она кляла меня, когда рожала Кири.
– Почему?
– Потому что роды – это очень больно, Чесса.
– Ты уверен? Сайра говорила мне, что это сущий пустяк. Она уверяла, что стоило ей немного покряхтеть, как из ее чрева выходил еще один мальчик.
Клив поморщился, уж слишком радужны были ее представления о рождении детей. Хотя, с другой стороны, что об этом мог знать он, мужчина?
– Может, тебе лучше расспросить Аргану? – сказал он.
– А когда появилась на свет Кири, роды были долгими?
Он хотел было солгать, но тут же понял, что это было бы нечестно.
– Очень долгими, – ответил он, – но я знаю, что у разных женщин это происходит по-разному, – И многие женщины от этого умирают.
– Ты не умрешь, и я запрещаю тебе говорить такие вещи. Когда ты будешь рожать, я буду с тобой, и все будет хорошо.
– Мой отец никогда не приближался к Сайре, когда она рожала ему очередного сына.
– А Меррик оставался рядом с Ларен оба раза, когда рождались их сыновья. В Ирландии что, есть обычай, что муж должен уйти из дома, когда у его жены роды?
– Мне всегда казалось, что мужчинам не хочется быть рядом со своими женами, когда они рожают, – сказала Чесса. – Мой отец в этих случаях всегда покидал дворец и уезжал на охоту.
– Когда придет твой срок, я не уеду на охоту. Чесса поцеловала его в грудь.
– Я помню, что Сайра и сама не подпускала к себе моего отца, когда ее срок был уже близко, потому что тогда она становилась толстой и некрасивой. Я слышала, как она говорила об этом с одной из своих дам. Мне она, конечно, ничего такого не говорила. И сказать по правде, мне она не казалась некрасивой, даже тогда, когда у нее вырастал огромный живот.