43 
— Во всяком случае, — продолжала Лоретта после минутного молчания, — Дженнифер будет здесь в следующий уик-энд и познакомится с семьей. Думаю, ты ее тоже одобришь. Очень тихая, хорошенькая, из солидной семьи.
— Ха, она случайно не музыкантша?
— Это вовсе не так забавно, Майкл.
— Нет, — ответил он со вздохом. — Думаю, вовсе не забавно.
— Тимоти всегда был очень сильной личностью, как ты знаешь.
Да, Майкл знал и, случалось, ненавидел брата за это. Он вспоминал случаи, когда Тимоти называл его слюнявым и слезливым маленьким ничтожеством. А теперь Тимоти умер.
Лоретта продолжала говорить, и голос ее теперь стал мечтательным:
— Иногда я приходила в ярость, если он со мной не соглашался, и тогда он просто улыбался своей особенной улыбкой и советовал взять в руки вязанье. Да, он был сильным человеком, мужественным сыном, опорой.
— Но у тебя остался я, мама, — сказал Майкл. Лоретта нежно похлопала его по щеке.
— Да, у меня есть ты, верно. И мы хорошо ладим, Майкл. Очень хорошо.
Когда перед уходом Майкл поцеловал ее в пергаментную щеку, он почувствовал, что между ними существуют прочные узы, может быть, союз не столь крепкий, как с Тимоти, но теперь это не имело значения. Он ощутил хрупкость ее тела, и это его напугало, но лишь на секунду, потому что Лоретта отчетливо произнесла:
— Позаботься о Чэде Уолтерсе, мой дорогой.
Глава 9
Кристиан Хантер смотрел на Лайэма Гэлэхера. Он увидел, что привратник узнал его, и кивнул:
— Миссис Карлтон ждет меня в семь.
— Да, сэр, доктор Хантер, — ответил Лайэм, — я знаю, сэр. — Он торопливо начал набирать цифры на телефонном диске:
— Коги, доктор Хантер здесь. Да, верно.
Кристиан дотронулся до золоченого листка в старинном лифте и схватился за перила, когда кабина качнулась и накренилась между этажами.
"Аффектация — всего лишь аффектация, — подумал он, — и не важно, какие формы она принимает, эта манерность”. Он улыбнулся своей мысли и сделал над собой усилие, чтобы полюбоваться замечательным сооружением.
Его приветствовал слуга-японец, весивший не более ста фунтов, даже если подошвы его туфель были из свинца. Человечек без возраста. Сколько ему? Тридцать? Сорок? Может быть, и пятьдесят. Как и привратник, он узнал Хантера, но не сразу. Кристиану показалось, что, кроме всего прочего, в выражении его лица была настороженность, некое опасение, как бы Кристиан не причинил вреда миссис Карлтон, В ответ на взгляд узких черных глаз Хантер покачал головой и поймал себя на этом.
Коги принял пальто Кристиана, кожаные перчатки и сказал только:
— Добрый вечер, доктор Хантер, сэр. Кристиан кивнул, потом поднял голову и застыл. Он не мог поверить, что наконец видит ее, находится в одной комнате с ней. Наедине или почти наедине.
— Добрый вечер, миссис Карлтон.
Он подошел к ней и взял ее руку. Не пожал, как она ожидала, а поцеловал в запястье. Прежде чем выпустить руку, вдохнул ее аромат. Элизабет смотрела на его склоненную голову и чувствовала на своей ладони его холодные пальцы. Она мягко высвободилась.
— Как Вена? “Вена?"
— О, очаровательна, как всегда.
— Не желаете ли чего-нибудь выпить, доктор Хантер?
— Пожалуйста, зовите меня Кристианом и — да, мне бы хотелось выпить бокал белого вина. Мне легко угодить — предпочитаю белое и очень сухое вино.
Элизабет едва заметно улыбнулась.
— Я тоже. Белое и сухое, именно так. Элизабет кивнула Коги и жестом указала на диван.
— У вас красивый дом, миссис Карлтон.
— Благодарю вас, — ответила она спокойно. — Как вы знаете, он принадлежит моему мужу.
Громко зазвонил телефон.
Элизабет уставилась на телефон, моля Бога, чтобы это не был Роуи. Она отказала ему сегодня в свидании, сославшись на то, что у нее назначена деловая встреча. Она слышала, как Коги взял трубку, пробормотал что-то, и на том дело кончилось.
— Может быть, вы ждали звонка?
— О, нет, вовсе не ждала. Пожалуйста, сядьте, доктор Хан… Кристиан. И называйте меня Элизабет.
Она посмотрела ему прямо в лицо и добавила:
— Раз вы спасли мою жизнь, я считаю, что называть друг друга по фамилии было бы нелепо.
— Не могу не согласиться, — ответил он, усаживаясь.
— Когда я впервые увидела вас в суде, я решила, что вы англичанин.
— Манерность, которую я так и не перерос, — понимающе кивнул он. — Моя мать была младшей дочерью английского баронета, сельского сквайра, и меня вырастили в уверенности, что английский твид носят люди изысканного вкуса, предпочитающие дорогие вещи, и что хорошо подстриженные и ухоженные усы обнаруживают интеллект большой глубины. То, что я курю трубку, конечно, показывает, что я, как и многие американцы, неравнодушен к табаку. Вы не возражаете, если я закурю?
43 
