очень нудно 
7 
Ее охватило смутное беспокойство, мимолетная тревога, которой она толком не заметила.
Ночью она спала с приоткрытым окном. В полночь ее разбудили подвыпившие юнцы, что-то оравшие про распутную, но недоступную им девицу.
В десять утра она выступила с докладом об аттической глине и ее консистенции. Рассказала о большом содержании железа и сравнила красный цвет оксида железа с богатой известью глиной из Коринфа и с белой или даже зеленой керамикой. После неуверенного вступления — накануне многие участники семинара, очевидно, допоздна засиделись за ужином, обильно запивая его вином, — ей все же удалось их заинтересовать. Луиза говорила, как и рассчитывала, ровно 45 минут и закончила под громкие аплодисменты аудитории. В ходе дискуссии ей не задали ни одного каверзного вопроса, и, когда наступил перерыв на кофе, она поняла, что добросовестно отработала поездку.
Штормовой ветер стих. С чашкой кофе Луиза вышла во двор и села на скамейку, держа чашку на коленке. Зазвонил мобильник, она была уверена, что это Хенрик, но по номеру увидела, что звонят из Греции, — Василис. Поколебавшись, она решила не отвечать. Начинать душераздирающую перебранку сейчас не хотелось — слишком рано. Василис мог быть чрезвычайно многословным, если ему вздумается. Придет время, она вернется в Арголиду и повидается с ним.
Она засунула телефон в сумку, допила кофе и вдруг поняла, что с нее хватит. Выступающие в оставшееся время наверняка расскажут много интересного. Но ей оставаться ни к чему. Приняв такое решение, Луиза взяла чашку и отыскала человека со шрамом на верхней губе. Сообщила, что у нее внезапно заболел друг, опасности для жизни нет, но положение достаточно серьезное и потому она вынуждена уехать.
Позднее она проклянет себя за эти слова. Они будут ее преследовать — она крикнула «волк», и волк появился.
Но пока что над Висбю светило осеннее солнце. Она вернулась в гостиницу, где портье помог ей поменять билет на рейс, вылетавший в три часа дня. У нее осталось время прогуляться вдоль крепостной стены, зайти в магазины и примерить несколько свитеров ручной вязки, но подходящего так и не нашлось. Она пообедала в китайском ресторане и решила не звонить Хенрику, а сделать ему сюрприз. У нее был собственный ключ от его квартиры, и он сказал, что она может приходить когда угодно, у него нет от нее тайн.
В аэропорт она приехала заблаговременно, в местной газете увидела снимок, сделанный вчера фоторепортером. Вырвала эту страницу и спрятала в сумку. Затем объявили, что у самолета обнаружена техническая неисправность, придется ждать другого, который уже вылетел из Стокгольма.
Луиза не испытала досады, но почувствовала, как растет нетерпение. Поскольку других рейсов не было, билет не поменяешь. Она вышла из аэровокзала, села на скамейку и закурила. Сейчас она сожалела, что не поговорила с Василисом, могла бы и выдержать гневную вспышку человека, самолюбие которого оскорбили и который не терпел отказа ни в чем.
Но она ему не позвонила. Самолет вылетел с двухчасовым опозданием и приземлился в Стокгольме в начале шестого. Она сразу же взяла такси прямиком к дому Хенрика на Сёдермальме. Они попали в пробку, вызванную автомобильной аварией, — словно бы множество невидимых сил удерживали ее, хотели пощадить. Но она об этом, естественно, ничего не знала, только чувствовала, как растет нетерпение, и думала о том, что Швеция во многом стала напоминать Грецию с ее вечными заторами и неизбежными опозданиями.
Хенрик жил на Тавастагатан, тихой улочке вдалеке от самых оживленных трасс Сёдермальма. Луиза проверила, не изменился ли код — 1066, год битвы при Гастингсе. Дверь открылась. Квартира Хенрика находилась на последнем этаже, откуда открывался вид на железные крыши и шпили церквей. К ужасу Луизы, сын как-то сообщил ей, что если выбраться из окна на узенькие перила, то можно увидеть воду Стрёммена.
Она дважды позвонила в дверь. Потом открыла ее своим ключом. Отметила, что воздух в квартире спертый.
И тут же испугалась. Что-то не в порядке. Задержав дыхание, она прислушалась. Из прихожей была видна кухня. Здесь никого нет, мелькнуло в голове. Она крикнула, что приехала. Никто не ответил. Тревога улетучилась. Она сняла пальто, сбросила туфли. На полу под щелью для почты ничего — ни писем, ни рекламы. Значит, Хенрик никуда не уехал. Она прошла в кухню. Грязной посуды в мойке нет. В гостиной прибрано, необычно чисто, письменный стол пуст. Она открыла дверь в спальню.
7 
