Последние отзывы

  30  

– Доброе утро, – поздоровался я с рыбаками. В ответ раздалось невнятное ворчание. Не желая мешать, я прошел вдоль берега еще с полквартала и сел на старые автомобильные покрышки. На лбу у меня выступила испарина, и я решил, что это, несомненно, что-то вроде гипоглекимической реакции на поглощенный за завтраком сахар. Когда-нибудь этот сахар меня убьет, точно.

По Гудзону медленно двигалась огромная мусорная баржа, поднимавшаяся к причалу на 135-й улице. Еще выше по реке входила под мост Вашингтона яхта с убранными парусами и включенным дизелем. Я пересел на парапет и некоторое время смотрел на воду, думая исключительно о куреве. В конце концов я решил пойти домой. Принять душ, отключить телефон и завалиться в постель – таков был мой план. Будильник я поставлю на двенадцать, чтобы не слишком нарушать свой суточный цикл. Может быть, потом я позвоню Рэчел.

Я посмотрел на часы. Было без малого семь. Как ни странно, я не чувствовал особой усталости, хотя должен был бы валиться с ног.

Парк Риверсайд был почти пуст, если не считать нескольких горожан, прогуливавших своих собак, редких бегунов, горстки бездомных и женской волейбольной команды Колумбийского университета, глядя на которую я сразу развеселился. Поднявшись по длинной лестнице (наверху мне пришлось ненадолго остановиться, чтобы перевести дух), я прошел мимо величественной руины Мавзолея Гранта, а потом спустился по 122-й улице, свернул у музыкальной школы и оказался практически в двух шагах от своего дома. Поднявшись на свой этаж, я некоторое время рылся в кармане, пытаясь отцепить квартирные ключи от револьвера (в последнее время это превратилось у меня почти в ритуал), и наконец вошел.

В квартире я приготовил себе еще чашку кофе, принял душ, по ошибке еще раз побрился, вычистил зубы, врубил вентилятор и завалился в постель. Не прошло, однако, и часа, как зазвонил мой дверной звонок. Он звонил, и звонил, и звонил, так что я готов был завопить: боже мой, неужели в этом мире мне так и не дадут выспаться как следует?! В конце концов я все-таки встал, но когда я открыл дверь, в прихожую, не говоря ни слова, вошла Бриджит.

Бриджит… Она прекрасна. Можно сказать, даже слишком прекрасна. Неземная, спокойная, элегантная… Бывают дни, когда кажется, будто она только что сошла со стихотворной страницы Уильяма Б. Йейтса. Не стоит ни малейшего труда представить, как она, выйдя из росистого леса, стоит в ореоле света и поет о Стране Молодости, маня тебя в пещеру под холмом. И ты безропотно последуешь за ней, даже если будешь твердо знать, чем это кончится.

Так вот, Бриджит… У нее яркие, огненно-рыжие волосы, при одном взгляде на которые можно заработать сердечный приступ. Двигается она с легкостью балерины, но фигура у нее достаточно пышная, ноги – длинные-предлинные, а зад такой, что великому Рубенсу потребовалось бы несколько ведер краски, чтобы изобразить его во всем великолепии.

Одевается она тоже что надо. Например, сегодня Бриджит надела джинсы и белую майку с изображением ромашки, которая поместилась точно между грудями. На ногах у нее высокие полусапожки, которые придают ей вид юный и бесшабашный, однако этот эффект уравновешивается стрижкой, которая делает Бриджит чуть старше. Впрочем, ни одна из этих подробностей не имеет особого значения. Бриджит могла бы весить на двести фунтов больше, могла напялить брезентовый мешок из-под картошки, но это ничего бы не изменило. Все дело в лице. В его выражении, которое меняется постоянно, словно погода в прибрежных заводях. В тонком носе, который придает Бриджит аристократический вид. В светлой коже. И конечно, в глазах… Описать их я не возьмусь. Стоит мне только на них взглянуть, и все девушки, включая лейтенанта Наркис, мгновенно вылетают у меня из головы. В разные дни глаза Бриджит кажутся то синими, то зелеными – но что цвета? Когда в ее глазах собирается гроза, мне хочется забиться в какую-нибудь глубокую щель; когда они радостно вспыхивают, мне начинает казаться, что вся вселенная не вместит моего счастья.

Я знаю, что несу чушь, но если б вы хоть раз увидели Бриджит, вы бы поняли, что я имею в виду.

О том, что Бриджит некоторое время встречалась с Энди, мне было известно еще до того, как об этом мне рассказал Темный. Увы, у Энди было слишком много серьезных, запутанных, практически непрерывных проблем со Службой иммиграции и натурализации. По-видимому, придурки чиновники так сильно донимали беднягу, что он просто не мог уделять Бриджит столько времени, сколько она заслуживала. Энди приходилось работать, приходилось ездить в четыре утра в офис СИН, чтобы занять очередь (в день там принимали ровно одну тысячу желающих), так что не было ничего удивительного в том, что в конце концов Бриджит его бросила. Ей тогда было семнадцать, а Энди – девятнадцать, и, насколько я знаю, он стал ее первым дружком. Между тем его положение было более чем неустойчивым, и я подозреваю, что в глубине души Энди был почти рад, что ему не нужно больше думать о Бриджит. Сам я не особенно разбираюсь в делах подобного рода, однако у любого более или менее внимательного человека, умеющего к тому же распутывать всякого рода загадки, могло сложиться впечатление, что Энди вовсе не влюблен в Бриджит и что на самом деле он действует в интересах другого лица, исполняя роль так называемой «заслонной лошадки». Насчет того, что это за «другое лицо», никаких сомнений быть не могло. Темный начал ухаживать за Бриджит где-то через месяц после того, как она рассталась с Энди. Нашему боссу примерно лет сорок пять или около того. Столь значительная разница в возрасте могла бы обеспокоить родителей Бриджит, если бы она не доказала, что умеет обращаться с мужчинами, когда бросила этого недоумка Энди, вечно приглашавшего ее в разные интересные места, но в последний момент отменявшего поездку из-за своих неприятностей с властями. Впрочем, я не сомневался, что сейчас, когда Энди пребывал в коме и вообще стоял одной ногой в могиле, прежние обиды были забыты.

  30