С редким для лета 1933 года мужеством высказал Шпенглер свое порицание новым правителям: «К власти пришли люди, упивающиеся властью и стремящиеся увековечить то состояние, которое годится на мгновение. Правильные идеи доводятся фанатиками до самоуничтожения. То, что вначале обещало величие, заканчивается трагедией или фарсом».
Шпенглер был убежден в естественном характере войн и не верил в возможность окончательного урегулирования конфликтов мирными переговорами. С его точки зрения, мир — это не что иное, как «продолжение войны другими средствами: стремление побежденных ликвидировать последствия войны путем договоров и стремление победителей увековечить их», то есть последствиями. В Германии эти строки напоминали народу о тяжелых условиях Версальского договора и о постоянных трениях с Францией после первой мировой войны.
В будущем, по Шпенглеру, ведущее положение в мире займут страны, отвечающие определенным требованиям, к которым он относил наличие мощных сухопутных сил и флота, хорошо функционирующих банков и промышленности, и, конечно же, страны, имеющие сильные стратегические позиции в мире. Таким требованиям, полагал Шпенглер, отвечали лишь немногие государства, а в перспективе мировая мощь, по его мнению, постепенно будет перемещаться из Европы в Азию и Америку.
Второй главной темой в книге «Годы решения» была проблема общества. Здесь вновь проявилась враждебность Шпенглера к демократии. С горечью и даже ненавистью описывал он современное общество с его коррумпированными парламентами, грязными финансовыми махинациями, стремящееся оплевать и унизить идеалы отцов в романах и спектаклях, с его разнузданностью нравов и падением морали, проникшими даже в аристократические круги, — все это означало для поклонника старой культуры Шпенглера то, что отныне тон в обществе задает плебс».
Шленглер намеревался написать и второй том, посвященный роли и задачам Германии в современном мире. Но узнав о крайне неблагоприятном впечатлении, которое произвели «Годы решения» на нацистскую верхушку, и о раздававшихся требованиях запретить книгу, он отказался от этого плана.
Между тем «Годы решения» имели большой читательский успех. Тираж книги раскупили мгновенно, и к концу октября он перевалил за 100 тысяч экземпляров. Национал-социалисты, вначале было решившие просто игнорировать сочинение Шпенглера, в конце концов устроили настоящую травлю философа. Его обвиняли в критиканстве, некомпетентности и безответственности суждений.
Уже широко известный автор погромных антисемитских работ, публицист и видный деятель СС, Иоганн фон Леере выпустил резкий антишпенглеровский памфлет, где заявил. «Книга Шпенглера стала тайным Евангелием для всех тех, кто не в состоянии выговорить вторую часть слова национал-социализм. Обдуманный, продажный, рафинированный план уничтожения всего того, за что мы боролись! Это — генеральный план контрреволюции». Леере призывал покончить, наконец, с терпимостью в отношении автора книги.
5 декабря 1933 года в прессе было дано официальное указание: «Нежелательно вести дальнейшую дискуссию о Шпенглере. Правительство просит больше не упоминать имени этого человека в печати».
Расхождения между Шпенглером и новым режимом неуклонно нарастали Гитлер публично заявил: «Я не последователь Освальда Шпенглера! Я не верю в закат Запада. Нет, я усматриваю дарованную мне Провидением миссию в том, чтобы воспрепятствовать этому». Шпенглер в долгу не остался и ядовито заметил, что «Закат Европы» — книга, прочитанная фюрером в объеме лишь титульного листа».
В начале июня 1934 года он впервые за много лет не поехал на любимый вагнеровский фестиваль, не желая сидеть в окружении «коричневой толпы». Но окончательно отвратила Шпенглера от нацизма так называемая «ночь длинных ножей» — 30 июня 1934 года, серия политических убийств, глубоко его потрясшая.
В ходе кровавой чистки погибли не только руководители штурмовиков, громко требовавшие продолжения «национальной и социальной революции», но и консервативные противники режима.
Среди убитых оказался и близкий знакомый Шпенглера, музыкальный критик Вилли Шмидт, которого эсэсовцы перепутали с намеченной жертвой СА — группенфюрером Вильгельмом Шмидтом. Узнав о его гибели, Шпенглер истерически разрыдался, а в речи над могилой друга открыто и мужественно осудил убийства. Сестра Хильдегард и знакомые предлагали ему уехать за границу, но Шпенглер отказался, заявив, что «бежать теперь было бы трусостью».