Последние отзывы

  69  

Польщенный Жан-Пьер Марешаль не удержался от легкой улыбки. Он отпил глоток пива и жестом показал Брюсу, что тот может включать запись. Прослушав ее до конца, он попросил повторить еще раз, потом надел наушники, чтобы в третий раз слышать звук непосредственно с магнитофона. Марешаль немного растянул удовольствие, наслаждаясь напряженным взглядом Брюса, который закурил было сигарету, но, сделав две затяжки, раздавил ее в пепельнице.

— Что я тебе точно могу сказать, Алекс, так это то, что у твоего мужичка — если это мужик, что еще требуется доказать, — есть небольшие проблемы с речью. И они не имеют ничего общего с присвистом, который создает аппаратура.

— Какого рода проблема?

— Заикание. Он пытается справиться с ним, все время повторяя одно и то же слово. Могу поспорить, что он раньше тренировался. Но запинка, даже очень легкая, все равно заметна. Это я тебе гарантирую. Он заика. Который отчаянно пытается скрыть свой дефект. И ему это удается.

Майор Брюс сидел перед лейтенантом Феликсом Мандело в его кабинете в комиссариате 8-го округа. Молодой человек принес ему последнее дело, над которым работала его группа под руководством капитана Левин. На папке было написано «Амелия Ди Сантано». По долгу службы Мандело принес ему и кофе с сахаром. Сейчас лейтенант разговаривал по телефону с кем-то, кто вполне мог дать ценную информацию относительно перекрашенных автомобилей, найденных в одном из гаражей округа.

Брюс дважды внимательно прочел досье. Подняв голову, он выждал, пока Феликс Мандело положит телефонную трубку, а потом спросил:

— Если я правильно понял, Амелия Ди Сантано— проститутка и наркоманка. Капитан Левин задержала ее в феврале этого года за перепродажу и употребление наркотиков во время рейда в восьмом округе. Три недели назад девушка по собственной воле пришла к ней и принесла жалобу. Ее избил клиент.

— Так точно.

— Скажи мне, Феликс…

— Да?

—Тебе раньше приходилось иметь дело с проституткой, подающей жалобу на клиента? Да еще с проституткой, которая снимала бы клиентов в девятом округе, а жаловаться шла в восьмой?

— Нет, майор.

— И мне не приходилось. Это не удивило капитана Левин?

Мандело улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное. И ответил:

— Мартину не так-то легко удивить. Она решила, что шлюха пришла к ней, потому что она женщина. И к тому же имеющая больше мотивов для вмешательства, чем коллега-мужчина.

— Ты знаешь, что произошло с ней пять лет назад?

— Со шлюхой? —Нет. С Мартиной.

— Да, знаю. И… думаю, это сыграло роль. Если требовалось прижать какого-нибудь типа, измывавшегося над женщиной, она принимала это близко к сердцу.

— Дело осложняется тем, что в деле фигурирует и баба, измывавшаяся над мужчинами.

— Ах да, Мортиция! Тоже боливийка, но в амплуа «госпожи». Та еще штучка. Бьет, но разговаривать не любит.

— Почему, как ты думаешь?

— Думаю, что она интересуется только своим бизнесом. Своей «нижней лавкой», как говорят африканские шлюхи, уж не знаю, как это называют в Боливии. Мортиция мало что знает. А вот об Армандо Мендозе я бы такого не сказал.

— Это клиент Мортиции и тот самый тип, на которого подала жалобу Амелия?

— Именно он. Так что видите, тут дело семейное.

— Известно, где найти этого Армандо?

— Конечно. С ним одна проблема — языком мелет без остановки, но говорит в конечном итоге очень немного.

— Он не заика?

— Нет. А почему вы спросили?

— Просто так. Ну что же, если Армандо Мендоза будет ставить нам палки в колеса, ему же хуже. Время поджимает.

— Майор, а что именно стряслось с Мартиной?

— Ничего нового по сравнению с тем, о чем я сказал тебе по телефону, Феликс. Никто не знает, где она.

— Ну, если хотите, Мендозу можем навестить вместе.

Свисавшая с потолка галогеновая лампа заливала нестерпимым светом обширную круглую кровать с красными шелковыми простынями. Плед «под оцелота» соскользнул на черный ковер. Армандо Мендоза, одетый в ярко-синюю пижаму, резко сел. Его выбритый череп служил своего рода пьедесталом для девушки в наряде из красной кожи, изображенной на фотографии в натуральную величину, висевшую в позолоченной раме над кроватью. Алекс Брюс с трудом подавил гримасу, а Феликс Мандело сказал, указывая на это произведение искусства дулом своего пистолета-автомата:

— Я всегда знал, что у тебя говенный вкус, толстячок. Теперь это подтвердилось.

  69