очень нудно 
6 
— Посмотри на его руки, — сказал лесоруб и кивнул на повара. Толстая шлюха опять захохотала и вся затряслась.
Повар обернулся и сердито крикнул ей:
— Молчи ты, слоновая туша.
Она продолжала хохотать и трястись.
— Ой, господи, — сказала она. У нее был приятный голос. — Ой, господи боже мой.
Две другие толстые шлюхи сидели тихо и смирно, как будто не очень хорошо понимали, что делается вокруг; они были очень толстые, почти такие же, как первая. В них тоже было пудов по семи. Остальные две молчали с достоинством.
Кроме повара и того, кто говорил о нем, в помещении было еще два лесоруба — один только слушал, с интересом и немного стыдясь, другой как будто собирался вступить в разговор — и двое шведов. На краю скамьи сидели двое индейцев, а третий стоял у стены.
Лесоруб, который собирался вступить в разговор, сказал мне почти шепотом:
— Наверно, похоже, будто влезаешь на стог сена.
Я засмеялся и повторил его слова Томми.
— Черт его знает, в жизни не видал ничего подобного, — продолжал он. Посмотрите на эту троицу.
Тут заговорил повар.
— Сколько вам лет, ребятки?
— Мне девяносто шесть, а ему шестьдесят девять, — сказал Томми.
— Ха-ха-ха! — Толстая шлюха тряслась от хохота. У нее был удивительно красивый голос. Остальные шлюхи даже не улыбнулись.
— И зачем говорить гадости, — сказал повар. — Я ведь по-хорошему спросил.
— Одному семнадцать, другому девятнадцать, — сказал я.
— Ты что это? — оглянулся на меня Томми.
— Ничего, сиди спокойно.
— Можете звать меня Алисой, — сказала толстая шлюха и снова затряслась.
— Это твое настоящее имя? — спросил Томми.
— Настоящее, — сказала она. — Алиса. Правда? — обратилась она к тому лесорубу, что сидел рядом с поваром.
— Алиса. Верно.
— Это ты хотела бы, чтоб тебя так звали, — сказал повар.
— Меня так и зовут, — сказала Алиса.
— А этих как зовут? — спросил Томми.
— Хейзл и Этель, — сказала Алиса. Хейзл и Этель улыбнулись. Они, видно, не отличались умом.
— А тебя как зовут? — спросил я одну из пергидрольных блондинок.
— Фрэнсис, — сказала она.
— Фрэнсис, а дальше?
— Фрэнсис Уилсон. Тебе-то что за дело?
— А тебя как? — спросил я вторую.
— Отстань, чего привязался, — сказала она.
— Он просто хочет, чтобы мы все подружились, — сказал лесоруб, который говорил про повара. — Ты разве не хочешь с нами подружиться?
— Нет, — сказала блондинка. — С тобой — нет.
— Ну и злюка, — сказал лесоруб. — Самая настоящая злюка.
Блондинка посмотрела на другую блондинку и покачала головой.
— Дубье стоеросовое, — сказала она.
Алиса снова захохотала и затряслась всем телом.
— Ничего смешного, — сказал повар. — Вы все смеетесь, но тут нет ничего смешного. Скажите лучше, мальчики, куда вы едете?
— А вы куда? — спросил его Том.
— Я хочу попасть в Кадильяк, — сказал повар. — Вы никогда там не бывали? У меня там сестра замужем.
— Он бы сам не прочь замуж, — сказал лесоруб в кожаных штанах.
— Ну что это, в самом деле! — сказал повар. — Неужели нельзя без гадостей?
— Стив Кетчел был из Кадильяка, и Эд Уолгэст тоже оттуда, — сказал до сих пор молчавший лесоруб.
— Стив Кетчел, — сказала одна из блондинок пронзительным голосом, как будто ее вдруг прорвало от звука этого имени. — Родной отец застрелил его. Да, как бог свят, родной отец. Таких, как Стив Кетчел, больше нет и не будет.
— Разве его звали не Стэнли Кетчел? — спросил повар.
— Заткнись, ты, — сказала блондинка. — Что ты знаешь о Стиве Кетчеле? Стэнли! Это, может, ты — Стэнли. Стив Кетчел был самый лучший и самый красивый мужчина на свете. Никогда я не видела мужчины чище телом и красивее, чем Стив Кетчел. Такого и не было никогда. Он был похож на тигра, — а кто еще умел так тратить деньги, как Стив Кетчел?
— А ты разве его знала? — спросил кто-то.
— Я его не знала? Я его не знала? Ты еще, может, скажешь, я его не любила? Я его знала, как ты самого себя не знаешь, и я его любила, как ты любишь Бога. Он был самый сильный, самый лучший и самый красивый мужчина на свете, Стив Кетчел, и родной отец пристрелил его, как собаку.
— Ты и на побережье с ним ездила?
— Нет. Я его знала раньше. Из всех мужчин я его одного любила.
Все с уважением слушали пергидрольную блондинку, рассказывавшую все это театральным, приподнятым тоном, только Алиса опять начала трястись. Я сидел рядом с ней и чувствовал это.
6 
