очень нудно 
4 
— Откуда я знаю.
— А как он это сделал?
— Повесился на веревке.
— Кто ж его из петли вынул?
— Племянница.
— И зачем же это она?
— За его душу испугалась.
— А сколько у него денег?
— Уйма.
— Ему, должно быть, лет восемьдесят.
— Я бы меньше не дал.
— Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело?
— Нравится ему, вот и сидит.
— Скучно ему одному. А я не один — меня жена в постели ждет.
— И у него когда-то жена была.
— Теперь ему жена и к чему.
— Ну, не скажи. С женой ему, может быть, лучше было бы.
— За ним племянница ходит.
— Знаю. Ты ведь сказал — это она вынула его из петли.
— Не хотел бы я дожить до его лет. Противные эти старики.
— Не всегда. Он старик аккуратный. Пьет, ни капли не прольет. Даже сейчас, когда пьяный. Посмотри.
— Не хочу и смотреть на него. Скорей бы домой шел. Никакого ему дела нет до тех, кому работать приходится.
Старик перевел взгляд с рюмки на другую сторону площадки, потом — на официантов.
— Еще коньяку, — сказал он, показывая на рюмку.
Тот официант, который спешил домой, вышел к нему.
— Конец, — сказал он так, как говорят люди неумные с пьяными или иностранцами. — На сегодня ни одной больше. Закрываемся.
— Еще одну, — сказал старик.
— Нет, кончено.
Официант вытер край столика полотенцем и покачал головой.
Старик встал, не спеша сосчитал блюдца. Вынул из кармана кожаный кошелек и заплатил за коньяк, оставив полпесеты на чай.
Официант смотрел ему вслед. Старик был очень сгорблен, шел неуверенно, но с достоинством.
— Почему ты не дал ему еще посидеть и выпить? — спросил официант, тот, что не спешил домой. Они стали закрывать ставни. — Ведь еще и половины третьего нет.
— Я хочу домой, спать.
— Ну, что значит один час.
— Для меня — больше, чем для него.
— Час для всех — час.
— Ты и сам, как старик, рассуждаешь. Может, купишь себе бутылку и выпьешь дома.
— Это совсем другое дело.
— Да, это верно, — согласился женатый. Он не хотел быть несправедливым. Просто он очень спешил.
— А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?
— Ты что, оскорбить меня хочешь?
— Нет, друг, просто шучу.
— Нет, — сказал тот, который спешил. Он запер внизу ставню и выпрямился. — Доверие. Полное доверие.
— У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, — сказал официант постарше. — Что еще человеку надо.
— А тебе чего не хватает?
— А у меня всего только работа.
— У тебя все то же, что и у меня.
— Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.
— Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.
— А я вот люблю засиживаться в кафе, — сказал официант постарше. — Я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.
— Я хочу домой, спать.
— Разные мы люди, — сказал официант постарше. Он уже оделся, чтобы уходить. — Дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно.
— Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.
— Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе, чисто и опрятно. Свет яркий. Свет — это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.
— Спокойной ночи, — сказал официант помоложе.
— Спокойной ночи, — сказал другой.
Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто — и оно ему так знакомо. Все — ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Nada y pues nada[1].
Он усмехнулся и остановился возле бара с блестящим титаном для кофе.
— Что вам? — спросил бармен.
— Nada.
— Otro loco mas[2], — сказал бармен и отвернулся.
— Маленькую чашечку, — сказал официант.
Бармен налил ему кофе.
— Свет яркий, приятный, а вот стойка не начищена, — сказал официант.
4 
