43 
— И тем не менее. Я тут поспрашивал. Эта Ирми еще у нескольких пациенток разнюхивала все.
— По мне, так все равно. Пусть себе ищет. Что тебе до нее? Ее ведь просто по ошибке застрелили! — Ангелика потихоньку начинала терять терпение. — Этой женщине всю жизнь так не везло.
— С какой стати ты про нее столько всего знаешь?
Ангелика переложила оливки из стеклянной мисочки в пластмассовую и закрыла крышкой, ну, знаешь, такие пластмассовые мисочки с крышками, которые раньше продавали на частных вечеринках, а домохозяйки приходили и скупали все, а потом им не хватало денег на хозяйство, ну, потом развод и все такое, но мисочки все-таки очень удобные.
— Я здесь работаю.
— А живешь у нас.
Она поставила миску в холодильник, и я хочу заметить: если остатки пищи сохраняются дольше брака, то это вовсе не в духе Создателя. То есть, я хотел сказать, чем брак. Может, и хорошо в духе создателя контейнеров, да вот видишь, такие штуки именно так называются.
— Ирми была с одним из коллег моего отца.
— С кем?
— Ты его уже не застал.
Она протерла стойку бара розовой тряпкой «веттекс» и бросила этот «веттекс» в только что опорожненное мусорное ведро, а потом понюхала пальцы и брезгливо скривилась, а потом сказала:
— Я уже и не помню, как его звали. Все его называли просто «парень из Лунгау», Лунгауэр. Хотя он вовсе не лунгауец, он из Бургенланда. Понятия не имею, почему его так называли.
— И он что, бросил Ирми?
— Нет, они даже собирались пожениться. Они хорошо подходили друг другу. И вообще, я тебе скажу, он был довольно приятный человек.
— И что?
Она вымыла руки, обтерла о брюки и снова понюхала пальцы.
— С ума сойти, никак от запаха тряпки этой веттексной не избавишься. Этот Лунгауэр все время на семьсот сороковом ездил. Не на новом, а еще до того, как они новый получили. Это был самый старый семьсот сороковой. У него каждую неделю что-нибудь чинить приходилось. Но Лунгауэр был механиком, он в основном сам для себя ремонтировал. В награду ему разрешали все время в этом старом корыте ездить, потому что Молодой так на ремонте экономил.
— И сколько он уже не работает?
— Не меньше года, наверное, прошло.
— Он что, аварию устроил?
— Не он устроил. Но попал.
— Не он устроил, но попал? Сегодня, видно, где-то словарь взорвался, мне сплошные ошметки слов попадаются.
Ты ведь не забывай, клубничная песня у него до сих пор еще не совсем переварилась.
— Однажды они собрались вдвоем отремонтировать выхлоп. Это даже не на семьсот сороковом было. Но он всегда был готов помочь, такой был человек. — Ангелика сосчитала пачки сигарет и забрала деньги. — В общем, один болт совсем расплавился, поэтому другому водителю понадобился помощник. Они оба стояли под подъемником. Лунгауэр придерживал, а другой упирался изо всей силы в отвертку. А потом у него рука соскользнула, и он попал отверткой прямо в правый глаз Лунгауэру.
— Вот дерьмо!
— И со всей силой прямо в самый мозг.
— Вот дерьмо. — Ему стало так больно, когда он представил себе это, что он едва не вскрикнул.
— Да, тут так и хочется это слово заорать.
— Дерьмо, — очень тихо сказал Бреннер. Конечно, картина не из приятных. И когда порой бездумно говорят, что у кого-то шарики в голове развинтились, на самом деле обычно никто всерьез не желает, чтобы кто-то отверткой затянул эти шарики.
— Он выжил?
— Выжить-то выжил. Но с большими оговорками. Инвалидная коляска. И в умственном отношении тоже. Так и ведет растительное существование. Знаешь, когда говорят, что лучше бы ему дали умереть. Он даже говорить теперь толком не может, вообще ничего не понимает, что происходит.
Бреннеру история так запала в душу, что он некоторое время вообще ничего не говорил. А потом он все-таки решил узнать:
— Кто был тот, другой?
Ланцева дочка выставила перед собой рядком ликерные бутылочки. Клубника. Малина. Киви. Шоколад.
— Да Бимбо.
Вот дерьмо, подумал про себя Бреннер.
Ангелика измерила связкой деревянных линеек, сколько осталось в бутылках шнапса, и записала результаты в школьную тетрадку в клеточку.
Со всей силой прямо в мозг.
Мысль причинила Бреннеру такую боль, что он едва не вскрикнул. Мысль, со всей силой ударившая его прямо в мозг: ведь пуля с самого начала предназначалась Ирми. Ведь убийца стрелял сквозь Штенцля, чтобы запутать след.
43 
