ВМЕСТО ЭПИЛОГА

АЛЕКСЕЙ РЯЗАНОВ

У нашей двери на лестничной площадке, пахнущей кошками, стояли двое: участковый капитан с запорожскими усами и совсем молодой мужик в гражданском, с бордовой папкой из кожзаменителя под мышкой.

– Алексей Рязанов? – уточнил гражданский.

– Да, – сказал я.

– На ловца и зверь.

– Стой, с-сука… Руки на стену!

С верхней площадки ссыпались гремящие омоновцы в бронежилетах, сзади кто-то сунул меня лицом к стенке, двумя пинками расставил ноги в стороны, принялся обшаривать.

– Оружия нет! – рявкнули над ухом.

– Пройдем-ка с нами, – сказал участковый. – И не дури, пацан. Ты попал…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

ИВАН РЯЗАНОВ

«…Почему-то принято считать, что русские полагают немцев весьма культурной нацией. Чушь! Я жил в Германии. Немцы, прежде всего, такие же дурные люди, как и остальные. А то, что они делают сейчас, не может не вызвать к ним ненависти у любого, кто считает себя русским человеком, кому Россия дорога не как громкое слово, а как земля родная.

Признаюсь, что пришествие к власти Адольфа Гитлера я принял спокойно и даже с некоей радостью: престарелый Гинденбург ввергал великое государство (а Германия в любом случае была, есть и будет великое государство) в хаос, и появление разумного человека в качестве его преемника было вопросом времени. Не скажу, что меня опечалило то, как господин Гитлер присоединял к своей стране другие, более слабые: в конце концов, это цель любого великого государства, вот только средства используются разные, и кто сможет винить Гитлера, что он выбрал самое действенное, хотя и жестокое.

Возможно, не посмей Германия напасть на Советский Союз, я и теперь относился бы к немцам и их режиму с симпатией. Однако получилось иначе.

Они остановили меня на улице, когда я шел на рынок, чтобы поменять портсигар – серебряный портсигар с дарственной надписью от статского советника Брадиса – на какую-нибудь еду.

– Что вам угодно? – спросил я.

Спросил по-русски и с удовольствием услыхал, как один из них говорит другому:

– Он же совсем старик! Для чего он понадобился оберштурмбанфюреру?

Весьма приятно, когда люди не знают, что ты понимаешь их разговор. Много раз мне это пригождалось в жизни, пригодилось и теперь.

– Не наше дело, Рудольф, – ответил второй.

Я не разбираюсь в их чинах и погонах, но по всему это были простые солдаты.

– А если он помрет от испуга?

– Значит, мы принесем его труп и покажем оберштурмбанфюреру. Или ты хочешь возразить?

Первый показал мне автомат и попытался объяснить на русском, что я должен следовать за ними.

– Не беспокойтесь, господа, – сказал я. – Прошу вас лишь не идти слишком быстро; уверяю, что я доберусь в целости и сохранности.

– Откуда вы знаете немецкий? – удивился второй. – Вы – немец?!

– Я – русский, господа, а немецкий выучил в Германии в то время, когда ваших родителей еще не было на свете. Могу ли спросить: куда мы направляемся?

– Увидите, – грубо сказал первый и, кажется, хотел толкнуть меня, но удержался: видимо, боялся, что я нажалуюсь их офицеру. А может быть, побоялся, что я упаду и по старости разобьюсь насмерть.

Старый человек подобен хрустальной вазе – вещь ненужная, но хрупкая, и все боятся ее разбить, хотя, казалось бы, разбей ты ее, собери осколки да выбрось прочь, вот и одной заботою меньше.

  101