Лёгкий, ненавязчивый романчик 
76 
После кончины Феллоуза я в своей колонке дал материал о его похоронах. Полицейское управление хоронит своих покойников с торжественной пышностью, призванной убедить живых, что их тоже похоронят со всеми почестями, если они, не дай бог, погибнут. Служба проходила в Бруклинской церкви Скинии на Флэтбуш-авеню, и полиция по этому поводу расставила по всем окрестным улицам заграждения – нимало не заботясь о возникших в результате транспортных пробках, – чтобы придать району вид, соответствующий скорбным событиям; вдоль всей авеню расставили тысячи полицейских – пять тысяч, если быть точным, – в парадной форме, фуражках и белых перчатках. Все застыло. Огни светофоров последовательно загорались красным, зеленым, желтым, но никто не подчинялся никаким сигналам. Несколько парней с рациями несли службу на плоских крышах. По сигналу цепь полицейских начала уплотняться, окружая могилу и выказывая тем самым достойные подражания благоприличие и уважительность. Мэры приходят и уходят, власть гангстерских группировок учреждается и рушится, наркодельцы достигают процветания и уходят в небытие, меняется все, но только не полицейское управление города Нью-Йорка. На улице, безусловно, была представлена вечная Власть. Затем составляющие основное ядро полиции ирландские ребята с татуировкой в виде зеленого клевера на левом колене с волынками в руках размеренным шагом прошли по улице под мерный бой барабанов; потом на сцену выступили сотни полицейских на громадных мотоциклах в голубых шлемах с зеркальными щитками, ехавшие на своих мотоциклах так медленно, словно законы физики были временно отменены божественным произволением. Следом за ними двигался черный автомобиль-катафалк с цветами, за ним еще полицейские на мотоциклах, далее автомобиль, на котором стоял гроб красного дерева с телом Феллоуза, затем полицейское начальство, полицейские машины и под конец огромный полицейский грузовик-луддит[5] на случай, если какой-нибудь гражданский автомобиль ненароком окажется на пути процессии. И было в такого рода полицейских похоронах, как и во всех, которые я видел, одновременно и что-то стоическое, и отвратительное, и прекрасное.
Со временем почти все, конечно, забыли полицейского Феллоуза, почти все, кроме его семьи и нескольких товарищей – полицейских и детективов, упорно продолжавших расследовать это дело. (Правда, его убийца, скорее всего, тоже помнил о нем, – сразу после того, как орудие убийства обрушилось на голову полицейского, нападавший как безумный метнулся под деревья, врезался в толпу, изо всех сил работая локтями, и, пробившись сквозь нее, убежал по одной из близлежащих улиц.) И теперь у меня была видеозапись этого эпизода, сделанная Саймоном Краули. Было темновато, и камера слегка подпрыгивала, но я знал, что полиция не поскупится на расходы, чтобы увеличить и улучшить качество изображения нападавшего. Просматривая пленку еще раз и нажав кнопку стоп-кадра, я сам смог разглядеть, что это был белый мужчина лет тридцати, ростом шесть футов, с растительностью на лице, весом, вероятно, фунтов двести десять, одетый в старый армейский китель с оторванными рукавами. Он держал бейсбольную биту в правой руке примерно посередине, как участник эстафеты, схвативший слишком большую эстафетную палочку. Я снова и снова останавливал и запускал запись. Там был момент, когда этот человек пересекал сноп света от уличного фонаря, и его можно было разглядеть вполне отчетливо; видна была даже татуировка на его мясистой левой ручище. Я знал, что полиция могла бы многое извлечь из этой информации, возможно, они просто узнали бы этого человека.
И разумеется, они не упустили бы возможности разобраться по полной программе с тем, кто в течение нескольких лет сознательно утаивал подобную информацию, а именно с Кэролайн, если она понимала всю важность пленки. Такой поступок квалифицировался минимум как препятствование отправлению правосудия, а в случае предъявления подобного обвинения ведомство районного прокурора Манхэттена, несомненно, с жадностью ухватилось бы за возможность возбудить против нее дело. Свой интерес был и у меня. Я мог использовать эту пленку. По-настоящему использовать. Она легла бы в основу грандиозного газетного материала; она помогла бы установить полезные контакты с полицией на долгие годы и, возможно, помешала бы Хоббсу уволить меня. По зрелом размышлении я засомневался в этом; он жил в другом измерении и, вознамерившись уволить меня, несомненно, сделал бы это, просто чтобы показать, что его слово тирана было законом. Но после нашумевшей статьи шансы устроиться на работу в какую-нибудь другую газету здорово бы возросли. Все поймут, что у Рена есть еще порох в пороховницах. Я выключил видеомагнитофон и, пытаясь унять участившееся от возбуждения дыхание, вытащил кассету из аппарата и сунул ее в глубокий карман своего пальто. Затем я сунул пустую коробку обратно в стальной ящик с разложенными по коробкам видеокассетами, чтобы не было заметно отсутствие одной из них.
76 
