77 
— Я больше не могу, — говорит она, падая на застонавший диван. — какой страшный день! Мне следовало понять, что все пойдет наперекосяк, когда Иветт вчера выиграла. Я сломалась! И эти подвыпившие гусары в моем заведении! Счастье ваше, что вы не можете видеть все это, тоже бы волком взвыли! Хорошо еще, если они не запрут нас в погребе и не посадят на воду и хлеб — по куску на человека! Как подумаю, что они могли заподозрить несчастного Кристиана! И даже Клару! Почему бы уж не меня, в таком случае? Лучше бы занялись Яном. С самого начала это говорила. Ну, надеюсь, что ваш дядя сумеет достучаться до их рассудка. Как вы насчет чая? Я поставила воду. Потому что, как я всегда говорю, нельзя поддаваться обстоятельствам!
Подавальщица чая выходит. Верчу головой вправо-влево, гадая, кто появится следующим.
— Шины продырявили портативной аккумуляторной дрелью-отверткой.
Так, послушаем Лорье!
— Ее только что нашли. Угадайте, где? В цистерне. Дюпюи вспомнил, что видел что-то блестящее на дне, под водой. Мы час потратили, чтобы выловить ее, сделали что-то вроде удочки. И знаете что? Я уверен, что именно с ее помощью распяли Марион Эннекен. А почему ее спрятали здесь? Потому что здесь живет ее владелец! Все следы ведут в этот треклятый Центр. Ответ кроется здесь, в этих старых стенах. С завтрашнего дня я завязываю! Всю дирекцию задержать. После этого — подать прошение об отстранении от расследования, и пусть кто-то другой тут надрывается. А потом — две недели отпуска на Балеарах.
Он встает и выходит. Интересно, который час? Я не голодна, но это ничего не значит: в подобные моменты мне обычно не до еды. В соседней комнате лает Тентен, потом раздается голос Яна:
— Есть кто-нибудь?
Ориентируясь на звук, еду к нему.
— Элиз! Рад вас видеть.
Я подъезжаю к нему поближе, протягиваю ему руку, он сжимает ее своими, закованными в наручники.
— Вы такая милая. Я подам жалобу на жестокое обращение со стороны полиции. Они не имеют права бить меня и держать в цепях. Я повеселился, когда узнал, что кто-то продырявил шины, пока я сидел, как зверь в клетке, в их идиотском фургоне. А бомба, может, ее тоже я бросил? У них нет никаких оснований так обращаться со мной!
— Кое-кто думает иначе, — заявляет неслышно вернувшийся Лорье.
— Пайо! — восклицает Ян. — А ты тут какого черта?
— Он пришел на лыжах, — объясняет нам Лорье, — он нашел дневник Вероник в корзине с грязным бельем.
— Сволочь, — внезапно, словно не в силах больше сдерживаться, кричит Пайо, — ты меня хорошо сделал!
— Не понимаю.. , — не слишком уверенно протестует Ян.
— Мне все известно, слышишь? Сколько раз, когда и как! Она все записала!
— Слушай, Эрве, не драматизируй!
— Я не драматизирую, ты поимел Вероник за моей спиной! Сначала трахал Соню, и она умерла, а теперь очередь Веро!
— Что вы сказали о Соне? — похоронным голосом осведомляется Лорье.
— Да гонит он! — отвечает Ян. — Гонит, и все.
— Я гоню? А ты скажи, что Вероник была вруньей!
— Кокаинистка и врунья! — с презрением бросает Ян.
— Что?! Нет, вы слышите?! Осторожнее, я кое-что знаю!
Пока они переругиваются, я хватаюсь за ручку.
«Вероник пишет о своем пребывании в клинике?»
— Да, пишет, — вопит Пайо после того, как Лорье читает ему вопрос, — именно там она встретилась с этим психом, психом, ясно? Она пишет, что Соня часто приходила навестить свою кузину, Марион Эннекен, и этот гад, вы что думаете, он не знал Марион? Ее ты тоже имел, а?
— У меня впечатление, что вы тут все сдвинулись на этой почве, — замечает Ян.
— Да я бы тебе шею свернул! — орет Пайо.
— Что тут происходит? — спрашивает мой дядя. — Ваши крики слышны в игровой.
— Эрве Пайо — друг Вероник Ганс, — говорит ему Лорье, как будто это все объясняет.
— Вероник была весьма несдержанной девушкой, — говорит дядя.
— Я думал, вы с ней почти не были знакомы? — удивляется Лорье.
— Я познакомился с ней, когда навещал Соню во время лечения. Вероник приходила туда на сеансы психотерапии.
Надо же, а я думала, что все было наоборот.
— И Марион Эннекен вы тоже знали? — во внезапно наступившей напряженной тишине спрашивает Лорье.
— Да, я знал Марион, — отвечает дядя надтреснутым голосом. — Бедные, бедные девочки, это так дико!
— Что дико? — вдруг спрашивает Лорье. — Что вы их убили?
— Я убил? Да что вы несете? Вы думаете, что я мог убить собственную дочь?! — кричит дядя.
77 
